Просмотр полной версии : Штирлиц (не компьютерный вариант)
ОПЕРАЦИЯ "ИГЕЛЬС"
КАК РАЗМНОЖАЮТСЯ МИЛЛЕРЫ
ШТИРЛИЦ НА КУБЕ
Вожди четвертого рейха, или как размножаются Мюллеры.
Похождения Штирлица, и другие приключения Бормана.
КАК ШТИРЛИЦА ЖЕНИЛИ
ШТИРЛИЦ или ВТОРАЯ МОЛОДОСТЬ
ШТИРЛИЦ или ВПЕРЕД В ПРОШЛОЕ
ШТИРЛИЦ или КОРЕЙСКИЙ ВОПРОС
Маленькие рассказики про штандартенфюрера СС фон Штирлица
ОПЕРАЦИЯ "ИГЕЛЬС"
ПРЕДИСЛОВИЕ.
За окном шел снег и рота красноармейцев.
Иосиф Виссарионович отвернулся от окна и спросил:
- Товарищ Жюков, вас еще не убили?
- Нет, товарищ Сталин.
- Тогда дайте закурить.
Жуков покорно вздохнул, достал из правого кармана коробку "Казбека" и
протянул ее Сталину. Покрошив несколько папирос в трубку,
главнокомандующий задумчиво прикурил от протянутой спички.
Через десять минут он спросил:
- А как там дела на западном фронте?
- Воюют, - просто ответил Жуков.
- А как чувствует себя товарищ Исаев?
- Ему трудно, - печально сказал Жуков.
- Это харашо, - сказал Сталин. - У меня для него есть новое
задание...
А за окном шел снег и рота красноармейцев.
ГЛАВА 1
Низкий закопченный потолок кабачка "Три поросенка" был почти черным
от сажи, стены были изрисованы сценами из знаменитой сказки, в честь
которой был назван кабачок. Кормили в кабачке не очень хорошо, поили еще
хуже, но это не отпугивало его завсегдатаев. Отпугивало их другое. С
недавних пор в кабачок повадился заглядывать штандартенфюрер СС фон
Штирлиц.
Вот и сейчас он сидел у дальнего столика, который был заставлен едой
на семерых, а бутылками на восьмерых. Штирлиц был один и никого не ждал.
Иногда ему становилось скучно, он вытаскивал из кармана маузер с
дарственной надписью "Чекисту Исаеву за освобождение Дальнего Востока от
Феликса Эдмундовича Дзержинского" и с меткостью истинного ворошиловского
стрелка расстреливал затаившихся по углам тараканов.
- Развели тут! - орал он. - Бардак!
И действительно, в кабачке был бардак.
Пол был залит дешевым вином, заплеван и завален окурками. Создавалось
впечатление, что каждый считал своим долгом если не наблевать на пол, то
хотя бы плюнуть или что-нибудь пролить. То и дело, ступая по лужам и
матерясь, проходили офицеры. За соседним столиком четверо эсэсовцев грязно
приставали к смазливой официантке. Ей это нравилось, и она глупо хихикала.
В углу, уткнувшись лицом в салат из кальмаров, валялся пьяный унтерофицер
без сапог, но в подтяжках. Иногда он начинал недовольно ворочаться и
издавал громкие неприличные звуки. Два фронтовика, попивая шнапс у стойки,
тихо разговаривали о событиях на Курской дуге. Молоденький лейтенантик в
компании двух девушек подозрительной наружности громко распинался о том,
какой он молодец, и как хорошо он стреляет из пистолета.
Штирлиц отпил из кружки большой глоток пива, поковырялся вилкой в
банке тушенки и пристальным взором оглядел окружающую действительность
разлагающейся Германии, изредка задерживая взгляд на некоторых выдающихся
подробностях снующих между столиками официанток.
- Какие сволочи эти русские, - неожиданно для всех сказал молоденький
лейтенантик. - Я бы их всех ставил через одного и стрелял по очереди...
короче http://lib.km.ru/page.asp?id=4676&p=1
хотел приаттачить файл, но он слишком большой
КАК РАЗМНОЖАЮТСЯ МИЛЛЕРЫ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Май в Германии выдался дождливым. Штирлиц лежал в большой луже на пригорке и ждал поезда. Ему было холодно и противно лежать в грязной и мокрой луже, но храбрый советский разведчик никак не мог покинуть в беде свою Родину.
Темнело. А эшелон с ежиками все не показывался. Первый эшелон, который Штирлиц собрался атаковать, прошел еще днем и вез пленных поляков; во втором перевозили оборудование для какого-то концлагеря, а затем прошло еще четыре поезда с русскими военнопленными. "Уж не надул ли меня Борман ?" - с тревогой подумал Штирлиц, провожая глазами очередной эшелон без ежиков.
Штирлиц уже засыпал, когда начавшийся дождь заставил его открыть глаза. На вагонах проезжавшего поезда было коряво написано "ИГЕЛЬС". С криком "Ура !!!" Штирлиц развернул пулемет...
ГЛАВА 1
- Доброе утро, товарищ Штирлиц!
Штирлиц вздрогнул, схватился за пистолет и проснулся. Перед ним улыбаясь стояла новая радистка.
- А, это ты, Аннушка, - ответил Штирлиц зевая, - здравствуй, здравствуй, как тебе спалось ?
- Я, извините, не Аннушка, я - Катюша, - обиделась радистка, - а спалось, спасибо, хорошо.
- Так и я ведь не Штирлиц... Конспирация, Аннн... Катюша, понимать надо...
"Интересно, почему я назвал ее Аннушкой, - подумал Штирлиц, - за этим что-то кроется...”
- А я вам кофе горячий принесла, - снова заулыбалась радистка.
"... А еще интереснее, почему она оказалась Катюшей?.. -продолжил он про себя, а вслух сказал: "Спасибо большое". "И вообще, интересно, что я вчера делал ? " - вопрос был актуальный, ибо Штирлиц нутром чувствовал, что вчера не пил, но от чего у него так раскалывается голова сообразить никак не мог.
- Вот давай, Катерина, проверим твою бдительность, - продолжал Штирлиц, потягивая бразильский кофе. - Вспомни-ка чем я вчера занимался ?
Катя задумалась на мгновение и, уставившись в потолок, начала заученно говорить:
- Сначала вы пошли в церковь к пастору Шлагу на торжество; затем вернулись домой, вытащили из-под шкафа пулемет и засунули его себе под рубашку; потом остановили на улице бронетранспортер и приехали на нем на вокзал; стащили у солдат несколько гранат; сели в пригородный поезд и поехали на нем без билета...
- Довольно, - прервал ее Штирлиц, - дальше я и сам знаю, - он вспомнил вдруг все. - А радиограмму в Центр ты дала ?
- О чем же ?
"Хоршо, однако, что кое-чего она про меня не знает", - подумал Штирлиц.
- Диктую:
" Феликсу от Юстаса. Совершенно секретно.
Ежики на свободе. Биологическое равновесие в СССР восстановлено. Операция "ИГЕЛЬС" сорвана. Служу Советскому Союзу.
Исаев. “
- Это все? - спросила радистка.
- Все, - ответил Штирлиц.
- Хорошо, я передам первым же сеансом связи, - бодро сказала Катюша.
- Чем-чем передашь ? - переспросил Штирлиц.
- Первым же сеансом связи, - повторила она уже не так уверенно.
- Никаких сеансов связи! Передавай сейчас же, а то в Центре начнется обед, а по пятницам после обеда радиограммы из Германии не принимаются.
- А я и не знала, - смутилась Катюша, - может тогда хоть из леса передать. Для конспирации ?
- Никакой конспирации! - отрезал возмущенный Штирлиц, -передать надо немедленно прямо отсюда: у меня же насморк !
И Штирлиц демонстративно чихнул. Радистка пролепетала что-то про инструкцию, которую она боится нарушать и про Верховного, беспокоящегося о безопасности Юстаса и обещавшего ее репрессировать, если она Юстаса не убережет. Штирлиц хотел было сказать ей ласково: "Девочка, не бойся, вспомни лучше, зачем тебя ко мне прислали", - но передумал и сказал сурово : "Так нужно Родине. Это приказ".
Отправив радиограмму, Катюша пошла домой, изредка всхлипывая от страха.
"И зачем мне прислали эту советскую школьницу?" - сокрушался Штирлиц. Он подумал еще, что надо бы подлечиться от насморка, но тут раздался звонок в дверь. Горничная открыла, охнула и всплеснула руками: на пороге стоял Мюллер с десятком эсэсовцев. - А-а-а, Штирлиц ! Что же вы нас вчера покинули ? - поздоровался шеф гестапо, - нехорошо, батенька, нехорошо, как говорят русские...
- Неблагодарные, - процедил Штирлиц сквозь зубы, - я им вчера, можно сказать, жизнь спас, а они на меня уже накапали... - Это верно, если бы вы остались, наши общие друзья наверняка упились бы до бесчувствия, - согласился Мюллер, - но вот меня вы оставили напрасно. Штирлиц! Вы ведь уже не маленький, не лезьте куда не следует, не посоветовавшись со мной.
- Что-нибудь случилось, старик? - спросил оторопевший Штирлиц.
- Представьте себе, Штирлиц, - продолжал Мюллер, - подъезжаю я сегодня к Штирлицу домой - узнать что он там натворил ночью на железной дороге, а к его дому уже подкатывает пеленгатор службы безопасности. Спрашиваю: "В чем дело ?" - отвечают: "Засекли русского радиста", - и группа захвата оцепляет дом. "Видать у Штирлица что-то не так, дай думаю зайду". А между делом спрашиваю у капрала: "А почему вы так полагаете, что радист непременно русский ?" - и знаете, Штирлиц, что он мне ответил? - Мюллер замолк.
- Что ? - Штирлиц выжидающе посмотрел на капрала.
Капрал замялся.
- Смелее, смелее, говорите, не стесняйтесь, - подбадривал капрала Мюллер.
- Я сказал... - капрал переминался с ноги на ногу, - я сказал, что в Берлине трудно найти второго такого...
Гм... авантюриста.
- Ну положим не совсем так, но смысл довольно близкий, -добавил Мюллер невинно ухмыляясь, - Как вам это, нравится Штирлиц? Я бы на вашем месте не потерпел. Однако, я даже готов его понять! Признайтесь-ка, Штирлиц, какую гадость вы отправляли товарищу Сталину ?
- А пошел ты... - огрызнулся Штирлиц, - Я тут в поте лица веду радиоигру с Москвой, а всякие безмозглые солдафоны мешают мне исполнять свой долг перед Рейхом !
- Слышали, болваны ?! - рявкнул Мюллер солдатам, - марш отсюда!
“А здорово я их отшил !" - порадовался про себя Штирлиц. Когда солдаты вышли Мюллер снова обернулся к Штирлицу:
- Да, Штирлиц, вы не так просты, как кажется. Однако между нами: почему я ничего не знаю об этой вашей операции ?
- Дело в том, дружище Мюллер, что это моя самая сверхсекретная операция, - сказал Штирлиц шепотом.
- Ах вот как - самая сверхсекретная операция, - Мюллер тоже перешел на шепот, - тогда понятно, почему эти болваны вас сразу засекли. А можно поинтересоваться, как у вас успехи ?
- Прекрасно, Мюллер, недавно русские прислали мне новую радистку и настоящую советскую рацию !
- Браво, Штирлиц, я вас от души поздравляю! Но... еще один нескромный вопрос: вы эту радистку видели ?
“Неужели и Мюллер клюнул !!!" - Штирлиц был в восторге.
- Конечно.
- Ну и как она, я имею ввиду из себя ?
- Да ничего, - Штирлиц насторожился, - но хочу тебе сказать, что все эти русские весьма оригинальны.
- Штирлиц, у меня есть к вам предложение: давайте подсунем эту нашу, то есть вашу, радистку Борману. Он любит оригинальность. Тогда русские вам еще больше поверят, а мы будем вовремя узнавать обо всех его гадостях.
- Иметь у Бормана свою секретаршу - это совсем неплохо, - сказал Штирлиц после некоторого раздумья, - но это, все-таки, рискованно. Я должен еще подумать.
- Бросьте, Штирлиц! Какой может быть риск в приемной у этой жирной свиньи! Хотя, пожалуй, подумайте, это пойдет вам только на пользу, - Мюллер хихикнул, - Желаю вам удачи !
Когда дверь за Мюллером закрылась, Штирлиц принялся ожесточенно чесать затылок. Идея Мюллера Штирлицу очень понравилась, но делить Катюшу с Борманом ему совсем не хотелось, а отказывать Мюллеру не следовало. Тяжкие раздумья тяготили неспокойную голову штандартенфюрера Штирлица.
"Первым делом надо сообщить Родине о моей новой операции, - думал он, - а потом я что-нибудь придумаю"... Штирлиц подошел к телефону и набрал номер радистки.
ГЛАВА 2
На столе Шелленберга лежал интереснейший документ. Смысл его был Шелленбергу непонятен и начальник SD перечитывал его уже в пятый раз:
“ Приказываю присвоить т. Штирлицу звание группенфюрера. Верховный Главнокомандующий J. Sтаllin.”
"Не понимаю, - размышлял Шелленберг, - Что значит "т." ? Наверное, должно быть "г.", поскольку слово "господину" начинается на "г.". Но почему тогда напечатали именно "т.", а, например, не "п.", не "р."..?" Еще его мучили сомнения относительно того была ли в вермахте ставка "Верховный Главнокомандующий": "Если была, то почему я этого не знал? А если нет, то почему им ее дали, а нам - нет ?" В эту минуту Шелленберг бессовестно завидовал вермахту.
Еще сильнее его интересовало кто такой J. Sтаllin, но вспомнить это имя Шелленбергу никак не удавалось. Правда, буква "J" наверняка означала "Juкоw", но он не мог вспомнить, где и когда слышал эту фамилию.
После долгих размышлений Шелленберг наконец решил отправить бумагу Борману на подпись. Это был самый верный способ от нее избавиться: партайгеноссе Борман никогда не возвращал чужих документов.
Шелленберг вызвал адъютанта.
* * *
Тем временем сопли не давали покоя советскому разведчику и Штирлиц вызвал врача. Конечно, врача можно было и похитить, как предписывала Советским разведчикам в Германии последняя инструкция профсоюза, но Штирлиц решил проявить инициативу, столь ценимую в наше время, и поступить неформально - вызвать врача рейхсканцелярии. Он был уверен в том, что Центр его простит.
Врач пришел очень быстро.
- На что жалуетесь ? - спросил он с порога.
- Насморк, доктор, - жалобно ответил Штирлиц и высморкался.
- Тогда раздевайтесь, - велел врач. Штирлиц разделся.
Доктор посмотрел его глаза, прочистил уши, долго выстукивал грудь, потом осмотрел руки, ноги и постучал Штирлицу по коленям резиновым молоточком. При этом он все время что-то бормотал про себя. Наконец, он выпрямился и сказал:
- Так. Ребра целы, - Врач почесал вспотевшую лысину, - Я подозреваю у вас особо острую форму ОРЗ.
- Что же мне теперь делать, доктор ? - Штирлиц не на шутку испугался.
- Не думаю, что у вас уже развилась хроническая дистрибуляция мышечных тканей. Операцию мы вам, наверное, делать не будем...
"Все ясно! - подумал Штирлиц, - Я нарвался на нашего же провокатора из 2 МОЛГМИ !!!”
- ...
Водки не пить; тушенки не есть; "БЕЛОМОР" не курить, - продолжал врач, - с незнакомыми девицами в ресторан не ходить.
Рука Штирлица медленно, но верно тянулась к бутылке с водкой: ему очень хотелось запустить ее в голову врача. Однако, врач был опытным диверсантом и, заметив осторожное движение Штирлица, стал столь же медленно пробираться к двери и все говорил, говорил, говорил... Когда Штирлиц кинул, наконец, бутылку он уже успел юркнуть за дверь. Штирлиц даже прослезился из-за того, что бутылка разбилась, не достигнув цели. Через пару секунд дверь приоткрылась и в нее протиснулась голова доктора.
- Слава ВКП(б) !!! - противным голосом прокричала голова и дверь снова захлопнулась.
Это действительно был советский диверсант из 2 МОЛГМИ. Через некоторое время на шум поднялась горничная Штирлица. - Что случилось? - спросила она, почувствовав запах водки и увидев на полу осколки стекла.
- Этот тип уже ушел?
- Какой тип? Доктор? - не поняла горничная, - Доктор ушел.
- А жаль...
- Товарищ Штирлиц, что у вас здесь произошло? - не унималась горничная.
- Ничего, - соврал Штирлиц, - Дезинфекция.
- Значит, можно убирать? - она видела, что Штирлиц говорит неправду.
- Конечно, фрау, - разрешил добрый Штирлиц.
Горничная пошла за веником, а в голове советского разведчика зачесалась новая идея: надо было подсунуть Борману не Катерину, а одну из прихожанок пастора Шлага. Мюллер, правда, их всех видел, но и его можно было ввести в заблуждение. Оставалось только незаметно заставить Бормана искать себе новую секретаршу. "А потом я к нему приду и он попросит секретаршу у меня, - размышлял Штирлиц, - главное, чтобы Борман не догадался, что здесь замешан я".
Он уже потянулся к телефону, чтобы договориться со Шлагом, но вдруг телефон зазвенел сам. "Неужели - Шлаг ?" - изумился Штирлиц.
Но это был Борман:
- Здравствуйте, Штирлиц! - затараторил партайгеноссе, - у меня к вам есть один вопросик.
- Спрашивайте, - печально ответил Штирлиц: сейчас Борман был ему совсем не нужен.
- Штирлиц, почему вы не на работе?
- Я всегда на работе, - огрызнулся Штирлиц.
- Наверное, вы всегда на боевом посту, но на работе я вас найти сегодня не могу, - у Бормана было хорошее настроение. Он только что получил от Шелленберга приказ о повышении Штирлица и радовался, что так и оставит его штандартенфюрером.
- Партайгеноссе, у меня насморк, - прогнусавил Штирлиц, - врач уложил меня в постель...
- Не в этом дело, Штирлиц. Вы не знаете кто такой J.Sтаllin? - Борман помолчал. - Он вами весьма интересовался.
- Сталин? - переспросил Штирлиц, - Не знаю такого. А чего ему нужно?
- Чего, чего... Так... Пустяки, - Борман обиделся и хотел насолить Штирлицу, - Написал на вас анонимку.
- А почему он отправил ее тебе, а не Мюллеру?
- Да кто же его знает? - Борман решил, что пора прощаться. - Ну, пока хи-хи, коллега, болей, тебе покой нужен...
- Нет, нет, нет! - оборвал его Штирлиц - он решил действовать решительно и без промедлений, - Борман! У твоей последней секретарши слишком широкие бедра!
- Что! - вскричал партайгеноссе, - А ну повтори!
- Зад у твоей последней секретарши слишком толстый! - по слогам повторил Штирлиц.
- Ах, бедра моей последней секретарши... - сообразил Борман, - а разве они широкие? Я как-то и не замечал.
- Широкие, Борман, широкие, - убеждал его Штирлиц, - ты, старина отстал от жизни.
- Нет, дружище, - сопротивлялся Борман, - может для тебя они и широкие, а мне - в самый раз.
- Нет, Борман, нет! Сейчас во всем мире модно иметь секретарш с узким задом.
- Правда модно?
- Правда, правда. Не буду же я обманывать самого рейхсляйтера!
- Тогда ладно, - облегченно сказал партайгеноссе, - поищу себе другую. Спасибо, Штирлиц, до свиданья.
Штирлиц хотел уже крикнуть: "Как - до свиданья?!" - но Борман опять заговорил:
- Чуть не забыл! Помоги мне с новой секретаршей...
- Я подумаю, - пообещал Штирлиц.
Советский разведчик ошибался редко.
ГЛАВА 3
Рейхсляйтер Борман сидел в своем кабинете и размышлял о смысле жизни, что случалось с ним нередко.
" Это, конечно, скверно, - думал Борман, - что Штирлиц не пришел к Еве Браун. Хи-хи. Но английский агент - тоже неплохо. Странно только, почему Фриц отдал письмо не Штирлицу, а этому шпиону?”
От сильного удара ноги дверь распахнулась и на пороге появился Штирлиц. За руку он держал смазливенькую блондинку с черными глазами.
От неожиданности Борман подпрыгнул и сунул руку в ящик стола: с утра он не успел насыпать кнопок на стулья.
- Штирлиц, это вы? - кнопки кончились и рука Бормана лихорадочно шарила по ящику в поисках новой коробки.
- Ослеп ты, что ли? - добродушно улыбнулся Штирлиц. - Я тебе новую секретаршу привел...
- Кого-кого? - переспросил Борман, пытаясь открыть коробку с кнопками одной рукой.
- Секретаршу, - по слогам повторил Штирлиц. - Анхен, хочешь работать у Бормана? - обратился он к девушке.
- Хочу, - робко ответила Анхен.
Борман часто заморгал глазами. Ему удалось-таки вскрыть коробочку с кнопками и он начал понимать смысл происходящего.
- Штирлиц! Вы нашли мне секретаршу?! - Рейхсляйтер радовался как ребенок, - Штирлиц, дайте я вас поцелую!
- Не надо, партайгеноссе! - испугался Штирлиц.
- Штирлиц, - Борман, вдруг, перешел на шепот, - а у нее нормальные бедра? Где-то здесь у меня была линейка...
- Ну что вы, - попытался удержать его Штирлиц, - Как-нибудь в другой раз.
Но Борман продолжал искать что-то в столе.
- Господи, а сколько же было у моей предыдущей... - он уставился в потолок, - Нет, не помню. А ведь записывал...
- В другой раз, дружище, в другой раз.
- Ладно, придется в другой раз, - от огорчения Борман сел на коробку с кнопками и на его лице появилось выражение невыносимого страдания.
- Ступайте, Штирлиц, - произнес он сдавленным голосом, -дальше я сам.
Штирлиц дружески похлопал Анхен по спине и молча вышел. За дверью стоял Мюллер.
- Это и есть русская радистка? - испуганно спросил он.
- Да.
- Штирлиц, помнится мне вы боялись за эту свою радистку?
- Я и сейчас за нее боюсь, - соврал Штирлиц.
- А вот я теперь боюсь за Бормана...
- С чего бы это? - Штирлиц почувствовал неладное.
- Из церкви вашего Шлага мои ребята вытащили в тот раз центнер динамита! А эту девчонку я там видел среди прихожанок! - Я сам ее пригласил, - усмехнулся советский разведчик. - Штирлиц! Вы - герой! - вскричал пораженный Мюллер. Дверь приоткрылась и в нее просунулась голова Бормана.
- Извините, - бросил он Мюллеру, - Штирлиц, на минутку. Штирлиц вошел. Секретарши нигде не было.
- Где Анхен, - спросил он.
- В соседней комнате, - ответил Борман шепотом, - Послушай, она ведь работала на Шлага!
- Ну и что?
- Вы слишком ему доверяете, одна из его прихожанок оказалась английским агентом, да еще мужчиной!
- Поверь мне, это - женщина, - успокоил его Штирлиц.
- Правда? Ну тогда ладно... - Борман помолчал, - Кстати, как твое здоровье?
- Врач - скотина. Уходя, написал на стене моего дома: "СМЕРТЬ НЕМЕЦКИМ ОККУПАНТАМ !”
- То-то народу там наверное собралось! - посочувствовал Борман.
- Да. Ну, мне пора: Мюллер ждет.
- Ну, беги, беги...
Штирлиц вышел. "Как бы мне его отблагодарить?" - думал Борман.
При этом его рука машинально выводила на листе бумаги: "ШТИРЛИЦ - ДУРАК". "...
Дурак, дурак, дурак... - думал Борман, - Стоп! Я - дурак, а не Штирлиц! Я же так и не отдал ему мое письмо от Евы Браун! Болван! Кретин!! Идиот!!!" Он выбежал в коридор, но Штирлица там уже не было.
"Впрочем, так даже лучше, - сообразил Борман, несколько придя в себя, - сделаю так, чтобы он ни о чем не догадался". Существовал только один верный способ сделать так, чтобы Штирлиц не догадался. И Борман знал его. Он положил письмо Евы в сейф, накрыл его запиской "ШТИРЛИЦ - ДУРАК" и запер на два секретных замка. Затем он позвонил дежурному и попросил его передать Штирлицу, когда тот вернется, что Борман просил зайти. После этого Борман позвал Анхен и они вместе поехали в кино.
***
"Все, - подумал Штирлиц, - Игры в демократию кончились: пора сознательно обрекать себя на трудности".
- Мюллер, как вы думаете, какую очередную операцию против русских предпримет ваше командование? - решительно спросил он. - Господи, да откуда же мне знать! - ответил Мюллер.
- И все-таки? - Штирлиц нащупывал в кармане пистолет.
- Да зачем вам это нужно? - поинтересовался Мюллер, - Вы что, русский агент?
- Да. Не двигаться. Стреляю без предупреждения, - произнес Штирлиц сквозь зубы, ткнув Мюллера своим маузером в спину. - Исаев! Вы свихнулись? - Мюллер не на шутку испугался.
- Здесь же люди кругом!
В этот момент охранник, стоявший в конце коридора, почувствовал неладное. Он подбежал к Штирлицу сзади и выбил пистолет. Но Штирлиц и не думал сдаваться: он укусил охранника за палец, повалил на пол и начал пинать ногами. Мюллеру стало жаль бедного парня и он, похлопав Штирлица по плечу, сказал тихонько: - Штирлиц, перестаньте пожалуйста лупить этого молодого человека, вы и так вели себя сегодня слишком неприлично.
- Этот фашистский звереныш напал на меня сзади!
- Прекратите, Штирлиц! - повторил Мюллер, - Вы ведь находитесь в имперской канцелярии, а не у себя на даче.
Штирлиц сочувствующе посмотрел на охранника и отошел в сторону.
- А признайтесь, с чего это вы полезли на меня с пистолетом? - продолжал Мюллер, - Честно говоря, от вас я такой шутки не ожидал.
- А с чего это ты назвал меня русским шпионом? - вопросом на вопрос ответил Штирлиц.
Мюллер замолк, он почувствовал себя виноватым перед Штирлицем и думал теперь как загладить вину. А Штирлиц, решив, что сознательно обрекать себя на трудности слишком опасно, спросил: - А почему ты называл меня "isаyеw", что это слово означает?
- Не знаю, - ответил Мюллер, - Это у меня от страха вырвалось, - и, помолчав, добавил, - А если хочешь знать, что у нас замышляют против русских, то сам сходи завтра на совещание. - Но меня туда не приглашали...
- Приходи так, никто тебя не прогонит. А сейчас пойдем в наше любимое местечко и забудем то, что сегодня случилось.
В это время избитый Штирлицем охранник дополз до своего поста и включил сигнализацию. Завыла сирена.
- Побежали скорее! - крикнул Штирлиц Мюллеру и старые друзья скрылись за поворотом коридора.
***
Темнело. Борман снова сидел в своем кабинете. Зазвонил телефон. Борман снял трубку. Звонил дежурный:
- Партайгеноссе, - сказал он, - пришел Штирлиц. Я отправил его к вам.
Борман улыбнулся и довольно потирая руки прошел в смежную с кабинетом комнату.
Минут через десять в кабинет вошел Штирлиц. Они с Мюллером успели сходить не только в свое любимое местечко, но и в пяток других и теперь Штирлица слегка качало. Штирлиц огляделся: Бормана нигде не было.
- Вот гад! - сказал Штирлиц громко. - Смотался...
Он собрался уже уходить, но заметил в самом темном углу кабинета сейф.
- Ага! - произнес Штирлиц, - Вот тебе за это!
Он подошел к сейфу, довольно быстро вскрыл его перочинным ножом и вытащил записку Бормана. Борман дрыгался от смеха в соседней комнате: он видел все через потайную щелку.
"ШТИРЛИЦ - ДУРАК", - прочел Штирлиц и улыбнулся. Борман не мог понять, почему Штирлиц улыбается, он не знал, что советское командование сообщает так своему разведчику об очередном повышении по службе.
Штирлиц сунул записку в карман, поближе к сердцу и выбежал из кабинета. Письма Евы Браун он не заметил.
От досады Борман рвал на себе волосы.
ГЛАВА 4
Во время последней бомбежки в бункере фюрера прорвало канализацию. По этой причине, а также по предложению Мюллера совещание верховного командования рейха было перенесено в кабачок "На Шпрее". Геббельс, министр пропаганды, долго возмущался этим: ему был дорог чистый и непорочный моральный облик великого фюрера. - Побеспокойся лучше о его физическом облике, - возразил Мюллер, - раздобудь нормальную выпивку.
- О своем бы облике подумал, - добавил Борман, - и моральном, и, хи-хи, физическом.
Великий фюрер частенько маялся животом, почему во время последнего совещания с ним и случилось дело не совсем приличное. Геббельса тогда за недоброкачественное пиво лишили квартальной премии, но план очередной операции тем не менее погиб безвозвратно и русским удалось изменить положение на фронтах в свою пользу. Смех же Бормана объяснялся слепой любовью Геббельса к разного рода девочкам, особенно молоденьким киноактрисам, за что его и прозвали блудливым бычком. Последняя привязанность министра пропаганды обернулась для него длительным пребыванием в весьма обоснованном страхе и сейчас Геббельс только-только начал приходить в себя.
- На что вы намекаете? - вспылил Геббельс, делая невинное лицо.
- На то, что несчастная Магдочка столько времени глаз не могла сомкнуть, кстати с твоим многочисленным потомством, и никак, бедная, не могла понять, какие-такие государственные дела не позволяют тебе ночевать дома, - ответил Шелленберг. Он как ребенок радовался своей великолепной длинной фразе, хотя прекрасно знал, что Магда хорошо осведомлена о пристрастиях своего супруга.
- На что вы нмекаете? - повторил оскорбленный Геббельс.
- Да на то, что ты, боров жирный, слишком сильно увлекаешься молоденькими девочками, - толстый Борман засмеялся, назвав тощего министра пропаганды жирным боровом. Он хотел добавить что-то об аппетитненьких маленьких шлюшках, но тут распахнулась дверь...
- Для случки свиноматок нужен хряк! - На пороге стоял восхитительный Штирлиц, - а боров, извините, не способен соблазнить даже старую свинью, не то что киношную девочку.
- Штирлиц! - Воскликнул реабилитированный таким образом Геббельс. - Как вы здесь очутились? Ведь вы никогда прежде не посещали наших секретных заседаний!
- Скажите лучше, - перебил его Борман, - откуда вы узнали про борова?
Второй вопрос был стратегически менее опасен для советского разведчика и он не задумываясь ответил:
- А у нас, в исаевском районе воронежской области, об этом все знают.
- Да, в остроумии вам не откажешь, - тихо усмехнулся Мюллер. - Ну, раз уж вы пришли, посоветуйте нам, где провести заседание, а то "На Шпрее" нам всем уже порядком надоел.
- Могу пригласить вас, господа, в "Три поросенка", - ответил Штирлиц, - это самое культурное место в Берлине, которое я знаю.
Мюллер горько усмехнулся, но вмешаться не успел: оказалось, что в "Трех поросятах" никто из присутствующих ни разу не был и предложение Штирлица было встречено с восторгом.
:atention:
В дальнейшем планируется продолжение рубрики про
Похождения штандартенфюрера СС фон Штирлица после войны.
Ай да сукин сын!
Л. Свердлов
Нет для советского разведчика более сложной задачи, чем понять, что от него хочет Центр. Штандартенфюрер СС фон Штирлиц сидел у своего приемника и по "Манифесту коммунистической партии" расшифровывал очередное задание из Центра. Книгу ему достал старый пособник коммунистов пастор Шлаг, так что на этот раз Штирлиц дешево отделался. Когда Центр зашифровал свое послание по женскому календарю за 1934 год, изданному в Воронеже, пришлось поставить на уши всю германскую разведку. К поискам календаря Штирлиц привлек ее лучшие силы, объясняя свой интерес тем, что в календаре опубликован какой-то уникальный рецепт яичницы на белом вине. Некоторые верили и помогали в поисках, при этом засветились трое лучших агентов Айсмана (с тех пор одноглазый Айсман возненавидел Штирлица лютой ненавистью); чтобы расплатиться с нужными людьми пришлось продать часть мебели; не обошлось и без кровопролития из-за осложнений с гестапо. В конце концов календарь достал Шелленберг в обмен на четыре блока сигарет "Кэмэл". После всего этого никакие задания Штирлиц выполнять, естественно, уже не мог, да это и не требовалось: в шифровке было обычное поздравление с 7 ноября.
На этот раз его ожидания не были так обмануты: более серьезного задания он уже давно не получал. Центр требовал чтобы Штирлиц выяснил, кто из крупных руководителей рейха ищет контактов с Западом и по возможности сорвал эти переговоры. Штирлиц еще раз внимательно перечитал задание. "Кем они считают меня? - подумал он. - Гением или всемогущим?" Чтобы ответить на этот вопрос, он долго и внимательно рассматривал в зеркало свое жесткое, моложавое лицо, затем отвернулся к стене и тихо, чтобы этого не услышали посторонние уши, сказал: "Что делать: они правы."
А между тем шеф службы имперской безопасности СД Эрнст Кальтенбруннер посмотрел на шефа гестапо обергруппенфюрера СС Мюллера и сказал с сильным венским акцентом:
- Я не хочу будить в вас злобную химеру подозрительности по отношению к товарищам по партии и по совместной борьбе, но меня удивляет, что за последнее время, когда на фронте мы терпим поражение за поражением, в вашем ведомстве не разоблачен ни один русский шпион?
- Я уже думал над этим, - ответил Мюллер, - но не смог найти подходящей кандидатуры.
- Значит я должен доложить фюреру что у нас нет ни одного русского шпиона, а все провалы только потому, что он - дурак?
- Отчего же, - поспешно возразил Мюллер, - у меня уже есть кое-какие подозрения.
"Штрц" - в диктофоне у Мюллера порвалась пленка.
- Что вы сказали?
- Ничего, - ответил Мюллер, судорожно нащупывая за пазухой диктофон.
- Да нет же, я ясно слышал как вы что-то сказали о Штирлице.
- Ну да! - быстро нашелся Мюллер. - Я сказал, что он как раз и есть русский шпион.
- Штирлиц? Ну вы и сказанули! Впрочем ладно, пусть будет Штирлиц. Но учтите: мне нужны не домыслы, а доказательства, которым поверил бы фюрер.
Кальтенбруннер открыл ящик стола и вынул оттуда толстую пачку бумаг.
- Вам придется сегодня как следует поработать, - сказал он. - Это доносы ваших сотрудников друг на друга. Разберитесь и доложите мне.
Шелленберг увидел Штирлица в приемной рейхсфюрера. Именно к рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру Штирлиц решил обратиться за помощью, надеясь, что тот узнав, о переговорах, которые ведет кто-то из его соратников, немедленно захочет подложить свинью своему товарищу по партии, как это было принято у руководителей рейха. Встреча с трепачом и сплетником Шелленбергом в планы Штирлица не входила, но ее было уже не избежать.
- Тысячу лет вас не видел, Штирлиц! Как дела? Представляете: эти скоты из гестапо подслушивают мои разговоры! Мерзавцы окаянные!
- Вам, наверное, показалось.
- Ничего не показалось: я сам подслушал их разговор об этом. Негодяи, мясники, и нечего их защищать!
- Я их и не защищаю - я к Гиммлеру пришел, - начал было Штирлиц, надеясь, что это заставит Шелленберга от него отвязаться, но тот разошелся еще больше:
- Да нужны вы ему как фюреру гарем! Впрочем, сменим тему, а то я уже коснулся медицинской тайны государственного значения, о которой я поклялся молчать как Китайская стена. Сами знаете, как у нас с этим строго.
- Ну раз тайна, то действительно лучше не говорить, - сказал Штирлиц и отвернулся, успев заметить, какое разочарование изобразилось на лице Шелленберга.
- Слышали последнюю новость? - спросил он, повернув Штирлица лицом к себе. - В РСХА объявился русский шпион.
- Чего это вам такое взбрело? - насторожился Штирлиц.
- Нет, это абсолютно точно: мне это по секрету сказал сам Кальтенбруннер, он совершенно взбеленился после того как пропал фау.
Фау искали несколько дней, опросили всех, кто мог хоть что-нибудь знать о его местонахождении. Заходили и к Штирлицу, но тот сделал вид, что ничего не понимает в реактивных снарядах и даже спросил, какой этот фау из себя. Расспрашивавший офицер гестапо осмотрелся и ответил, что вешалка в кабинете Штирлица была бы точь в точь похожа на исчезнувший фау, если с нее снять фуражку. Когда гестаповцы ушли, Штирлиц вздохнул с облегчением: он был на грани провала - если бы не фуражка, которую он незадолго до этого повесил на фау, никому бы не пришло в голову, что это - вешалка. На следующий день он переслал фау в Центр с дипломатической почтой через Турцию и был уверен, что про него скоро все забудут.
- И из-за такого пустяка Кальтенбруннер вообразил, что у нас работает русский шпион?
- Дело, конечно, не в этом. О настоящей причине Кальтенбруннер предпочитает не говорить, но все и так знают, что на днях из его сейфа кто-то спер две бутылки его любимого коньяка, а на такое свинство способен только один человек. Понятно, о ком я говорю?
- Нет, - поспешно ответил Штирлиц, - кто же это?
- Русский шпион, - ответил Шелленберг, выдержав многозначительную паузу.
"Коньяк-то - дрянь, - подумал Штирлиц. - Как бы сменить тему? Анекдот ему рассказать что ли?"
- Хотите анекдот?
- Про фюрера? - оживился Шелленберг.
- Разве я похож на врага нации? - слицемерил Штирлиц, чувствуя, что не может припомнить ни одного анекдота, но он не был бы советским разведчиком, если бы не мог сам сочинить анекдот. - Приходит к Борману жена Геббельса... - начал он.
- Кстати, - перебил его Шелленберг, - знаете за что я приказал расстрелять своего шестого за этот год секретаря?
- Опять из-за какой-нибудь тайны?
- Ну да! Он каким-то непостижимым образом узнал от меня одну тайну, только не спрашивайте какую.
- Да я и не спрашиваю.
- И правильно, ведь я должен убрать каждого, кто случайно от меня узнает о переговорах, которые мы с Гиммлером собираемся вести в Берне с американцами.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ (ШЕЛЛЕНБЕРГ)
Если бы он убирал всех, кому выбалтывал служебные тайны, то вскоре в РСХА остался бы в живых разве что ночной сторож, глухой как тетерев.
- Вы отличный собеседник, Штирлиц, - сказал Шелленберг, когда за окном стемнело и настала пора уходить, - всегда дослушиваете до конца. Жаль расставаться. А хотите на прощание анекдот, я его совсем недавно слышал? Приходит к Борману жена Геббельса... Черт, как же там дальше? Забыл.
Шелленберг удивительно ловко умел выдавать мысли подчиненных за свои собственные, при этом даже не краснея, но вот допридумывать чужие анекдоты он не умел.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ (ГИММЛЕР)
"Его погубит любопытство," - сказал однажды о Гиммлере Рем, но раньше любопытство Гиммлера погубило самого Рема: однажды рейхсфюрер повесил на двери своего кабинета фотографию Рема в весьма интимной обстановке с надписью "Не проходите мимо!" Впрочем, сюжет фотографии был настолько интересен, что мимо и так никто не проходил. Когда Рем узнал об этом, Гиммлеру пришлось на несколько дней уйти в подполье, так как шеф штурмовиков был страшен в гневе и чтобы его пророчество не сбылось, пришлось его прикончить. После этого Гиммлер стал осторожней: свою коллекцию компроматов он больше не показывал никому, кроме Шелленберга. Однажды, после очередного совещания в ставке, фюрер велел Гиммлеру задержаться. "Что за грязные слухи распространяет этот ваш Шелленберг о выдающихся деятелях партии?" Гиммлер привык понимать его с полуслова и через час на столе у фюрера оказались с любовью собранные рейхсфюрером СС досье на Бормана, Геббельса и Геринга, в которых было документально подтверждено все то, о чем простодушный Шелленберг болтал на каждом углу. В тот день Гиммлер допоздна засиделся у фюрера, взахлеб рассказывая о своей коллекции. После этого ни Борман, ни Геббельс, ни Геринг с ним не здоровались, а Шелленбергу на следующий день устроили темную в министерстве пропаганды, что, впрочем, его ничему не научило. С тех пор Гиммлер зачастил к фюреру. Они запирались на всю ночь и сплетничали о своих боевых товарищах, перебирая фотографии интимнейшего характера, слушая невнятные магнитофонные записи и мерзко хихикая.
Мюллер просматривал доносы, отданные ему Кальтенбруннером. Некоторые из них были на самого Мюллера, и от этого у него портилось настроение. "С какими скотами приходится работать!" Он передавал такие доносы своему помощнику Шольцу чтобы тот разобрался с их авторами. Мысль о Штирлице не давала покоя. Мюллер массировал голову большими и указательными пальцами, но это не помогало. Хотелось отдохнуть, послушать музыку или сходить в подвал, где пытают арестованных коммунистов, но он знал, что это невозможно, потому что надо сидеть здесь, в осточертевшем кабинете, разбирать доносы и в угоду Кальтенбруннеру шить дело безобиднейшему из штандартенфюреров. Мюллер придвинул к себе чистый лист бумаги и, поглядывая на верхний в пачке донос, написал левой рукой:
"Давожу до вашева сведения што штандартенфюрер СС фон Штирлиц никакой не истиный ариец а как рас руский шпиён патаму што он всё время расказывает анегдоты про фюрера и гаварит, што мы праиграем вайну."
Подпись Мюллер не поставил. "Конечно, сейчас все говорят, что мы проиграем войну и рассказывают анекдоты про фюрера, - думал он, - но на всякий случай стоит проверить, ведь Кальтенбруннер хотел доказательства."
Мюллер вызвал Шольца и спросил, какие анекдоты про фюрера он в последнее время слышал от Штирлица.
- Никаких, - ответил Шольц, удивленно глядя на своего шефа. - Штирлиц вообще не рассказывает анекдотов про фюрера, говорит, что это непатриотично.
- Странно, - почесал в затылке Мюллер. - А чего же он тогда все время говорит, что мы проиграем войну?
- Разве? По-моему, как раз наоборот: когда говорят о наших поражениях, он смеется и говорит: "Ерунда, наши скоро победят."
- А может быть он русский шпион? - напрямик спросил Мюллер.
- Ну что вы! Какой он русский шпион? - махнул рукой Шольц, косясь на плакат, висевший на стене. На плакате, изображавшем русского шпиона, был нарисован бородатый мужик в папахе и валенках, с карабином в руках и желтыми кривыми клыками. На Штирлица он совсем не походил.
Когда Шольц вышел, Мюллер разорвал свой донос и выбросил его в корзину для мусора. "Ну, допустим, бороду можно сбрить, - думал он. - Можно переодеться, почистить зубы и выучить немецкий язык, но ведь манеры, акцент и привычка выпивать за обедом самовар водки никуда не денутся."
Просматривая личное дело Штирлица, Мюллер обратил внимание на некоего пастора Шлага, которого Штирлиц недавно вызволил из рук гестапо. "А что если этот Шлаг - тайный пособник коммунистов, а раз Штирлиц ему помогает, значит он - русский шпион. Получается целый заговор." Мюллер приказал подослать к Шлагу своего лучшего агента Клауса и, смахнув набежавшую на глаза слезу (жаль Штирлица), стал думать, кого бы еще пристроить к заговору Штирлица-Шлага.
"Почему я все время думаю? - думал Штирлиц. - Может быть я болен? Нет, это не болезнь, просто я думаю. Теперь я знаю, кто ведет переговоры. Когда я передам это в Центр, то мне наверняка объявят благодарность и наградят переходящим красным вымпелом. Сейчас я пойду к радистке Кэт и попрошу ее передать мое сообщение в Центр. Почему к Кэт? Потому что у нее есть рация. Это ей повезло: если ей захочется передать что-нибудь в Центр, то ей не надо никуда идти: взяла и передала, но, с другой стороны, если у нее найдут рацию при обыске, то как она объяснит, зачем ей рация, ведь эти кретины из гестапо ничего не передают в Центр и, следовательно, рация им не нужна, так что если бы у меня была своя рация и они бы решили, меня обыскать... Стоп! Зачем им меня обыскивать? Может быть Мюллер подозревает, что я - советский разведчик? Но тогда ему достаточно пощупать пастора Шлага и убедиться, что он - тайный пособник коммунистов, следовательно я - советский разведчик. Ловко! Ай да Штирлиц! Надо бы предупредить Шлага, но это потом, а сейчас - к Кэт. Зачем? Очень просто: у нее рация. Впрочем, вот же она - рация, легка на помине, и идти никуда не надо!"
Этот чемодан Штирлиц узнал бы из тысячи: чемодан с рацией. Он даже не успел ни удивиться, ни задуматься, как могла здесь, в РСХА, оказаться рация, которую он совсем недавно видел у радистки Кэт. Он без всякого определенного плана шел своей пружинистой походкой за чемоданом, который нес какой-то эсэсовец. Чемодан внесли в кабинет штурмбанфюрера Рольфа (Истинный ариец. Характер - нордический, жадный) и поставили там на стол. Штирлиц взял его и пошел к выходу, но в дверях столкнулся с хозяином кабинета.
- Хороший чемодан, - сказал Штирлиц. - Я им попользуюсь немного.
Эту фразу Штирлиц не готовил. Она родилась у него прямо сейчас. Рольф, видимо, это почувствовал. Он взял у Штирлица чемодан и сухо сказал:
- Это рация.
- Вижу - не слепой, - огрызнулся Штирлиц. Он уже понял, что если рация попала к Рольфу, то по-хорошему он ее не отдаст.
- Эту рацию мы нашли у одной русской, - сказал Рольф, улыбаясь. - Люблю пытать русских женщин.
"Сволочь," - подумал Штирлиц.
- Ну я возьму у тебя чемоданчик-то до вечера, - сказал он, снова берясь за ручку чемодана.
- Нет! - отрезал Рольф. - Во-первых: это не чемодан, а рация, а во-вторых: не отдам и все!
"Сволочь!" - снова подумал Штирлиц и нервно закурил.
- Ты, Штирлиц, того, не обижайся, - дружелюбно заговорил Рольф. - Я тебе другой чемодан дам, потом как-нибудь. Знаешь анекдот: "Приходит к Борману жена Геббельса..."
- Это тебе Шелленберг рассказал?
- Да, а откуда ты знаешь?
- Это он любит рассказывать анекдоты без конца... А про эту русскую ты не говори больше никому.
- Почему?
- Потому. Жалеть потом будешь. Сказав это, Штирлиц решительно развернулся на каблуках и направился к выходу. У самой двери он внезапно остановился и, вернувшись, так хлопнул Рольфа по плечу, что тот повалился на стул.
- Я стал склеротическим идиотом, - похвастался он. - Я ведь к тебе по делу заходил.
- По какому? - спросил, натужно улыбаясь, Рольф, потирая ушибленное плечо.
- Закурить есть?
- Нет, - естественно ответил Рольф, недоуменно поглядывая на сигарету, дымящуюся в руке у Штирлица.
- Угощайся! - Штирлиц, сунул сигарету в зубы Рольфу и вышел, хлопнув дверью. Штирлиц знал: из разговора всегда запоминается последняя фраза - теперь, когда Рольфа спросят, зачем к нему приходил Штирлиц, он ответит, потирая плечо: "Закурить предлагал. Идиот!"
Мюллер вызвал к себе Айсмана (Характер - нордический, вредный. Товарищей по работе ненавидит и всячески им пакостит) и спросил его, как он относится к Штирлицу.
- Сволочь он! - прямо ответил Айсман, стукнув кулаком по столу. - Это вы правильно им занялись, давно пора его расстрелять.
Этот ответ не удовлетворил Мюллера, желавшего уличить мерзопакостного Айсмана в связи с советской разведкой.
- Так по-вашему мы только и думаем, как бы расстрелять кого-нибудь? Стыдитесь! Вы разбудили мерзкую химеру подозрительности!
Последнюю фразу Мюллер позаимствовал у Кальтенбруннера. Она произвела на Айсмана не меньшее впечатление, чем в свое время на Мюллера.
- Что вы, что вы, - забормотал он, протирая ладонью то место на столе, по которому он только что ударил кулаком.
- То-то, - проворчал Мюллер, пододвигая Айсману чистый лист бумаги. - Напишите все, что вы думаете о Штирлице. Его скоро назначат вашим начальником и ему будет крайне интересно узнать, что о нем думают подчиненные.
Айсман охнул и, бухнувшись на стул, написал на Штирлица такую характеристику, будто собирался за него замуж. Подписавшись, он обхватил голову руками и, уткнувшись лбом в стол, заплакал единственным глазом как ребенок. Ему было ужасно обидно, что Штирлиц станет его начальником и он даже не может ему толком нагадить. А Мюллер удовлетворенно забрал бумагу, которая должна была теперь прикончить Айсмана и, подумав, что одной сволочью теперь в РСХА станет меньше, погладил рыдающего Айсмана по голове и посоветовал ему быть мужчиной.
Штирлиц ворвался в кабинет Шелленберга с выражением такого бешенства на лице, что Шелленберг, увидев его, чисто автоматически незаметно расстегнул кобуру. Сейчас для Штирлица было важно сразу произвести на своего начальника неизгладимое впечатление и он его произвел:
- Шелленберг! - завопил он. - Где вы сидите?!
Цель была достигнута: Шелленберг подскочил как укушенный и принялся ощупывать стул, на котором сидел, но убедившись, что это не бомба, не муравейник и не голова Мюллера, которого он ненавидел за скрытность, налил трясущейся рукой воды в стакан и сказал:
- Успокойтесь, Штирлиц, я сижу на обычном стуле, а вот вы явно перетрудились, выпейте воды, а я сейчас выпишу вам путевку в санаторий на десять дней.
"Отлично," - подумал Штирлиц. Теперь он знал, что нужно делать чтобы получить путевку в санаторий. Но сейчас было не до этого и Штирлиц решительно сказал:
- Нет, Шелленберг, вы сидите не на стуле, а под колпаком у Мюллера и скоро нам обоим выпишут путевку в такой санаторий...
В продолжении не было необходимости: Шелленберг, всегда понимавший своих подчиненных с полуслова, молча упал в обморок. Штирлиц умел производить впечатление на начальство - он отлично знал, что для любого немца лучше съесть дохлую кошку без горчицы и соли, чем попасть под колпак к Мюллеру. А Шелленберг был чистокровным немцем. Воспользовавшись временной нетрудоспособностью начальства, Штирлиц просмотрел бумаги, лежавшие на столе, но, не найдя ничего интересного, взял стакан воды и наклонился к свернувшемуся под столом шефу политической разведки рейха. Однако, увидев стакан, Шелленберг, сразу очухался и, выпучив глаза, спросил:
- Что это?
- Вода. Вы мне сами ее налили.
- Уберите немедленно! - взвизгнул Шелленберг, яростно суча под столом ногами. - Вы с ума сошли: она же отравлена!
Штирлиц не обиделся: в СД любили такие шутки - он просто выплеснул воду на дверь. За дверью зашебуршали: отравленная вода попала через замочную скважину кому-то в глаз.
- У Рольфа в кабинете стоит рация, - Штирлиц хмыкнул, давая понять, что это само по себе возмутительно.
- Рация у Рольфа? - переспросил Шелленберг и рука его потянулась к телефону.
- Не надо никуда звонить, - поморщился Штирлиц. - Это не его рация.
- А...? ...?
- Ну естественно не его. Это рация русской радистки. Я ее уже месяц ищу, а попадает она к Рольфу, который смыслит и в рациях, и в радистках как кошка в алгебре. А я теперь места себе не нахожу: сижу без связи как...
Штирлиц осекся: он почувствовал, что сболтнул лишнее, но Шелленберг, к счастью, истолковал его слова посвоему:
- Это плохо, - задумчиво сказал он. - Такому мужчине как вы никак нельзя без связи. Вы же зачахнете. Что же вы теперь намерены предпринять?
- Я должен сам ее допросить. Еще не родилась такая радистка, которую я не смог бы убедить работать на меня!
Шелленберг знал, что это не пустая похвальба.
- Это точно, - вздохнул он. - А радистка...
- Высший сорт! - заверил его Штирлиц, доставая из кармана фотографию Кэт.
- Да, - мечтательно вздохнул Шелленберг, - Сам бы допросил, но...
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ (ШЕЛЛЕНБЕРГ)
Жену ему подобрал лично Гиммлер. За что - это тайна, о которой даже сам Шелленберг никому не рассказывал.
- Так значит радистку я забираю? - спросил Штирлиц, когда за окном стемнело и настала пора уходить.
- Забирайте, - махнул рукой Шелленберг. - В случае чего ссылайтесь на меня.
В дверях Штирлиц обернулся и спросил:
- А рацию?
- Что рацию?
- Ее мне тоже забрать?
- Она-то вам зачем?
- Ну не оставлять же ее у Рольфа. Он ведь только и может, что разобрать ее на детали для подслушивающего устройства, которое он установит в вашем кабинете.
- Что?!! - завопил Шелленберг так, что у всех, кто подслушивал этот разговор, заложило уши. - Подслушивающее устройство в моем кабинете?!!!
Штирлиц кивнул.
- Хорошо, - сказал Шелленберг, успокаиваясь, - я поговорю об этом с грязной баварской скотиной, - особо расчувствовавшись, он так называл Мюллера. - Но главное сейчас - радистка.
Лучший агент гестапо Клаус всегда очень тщательно готовился к каждому новому заданию. Он любил свою работу, относился к ней творчески, и всякий раз, когда по его доносу кого-нибудь расстреливали, он испытывал тоже чувство, какое испытывает художник, закончивший новую картину. На этот раз он заказал гестаповскому костюмеру лагерную полосатую робу самого модного фасона с номером 1912 (год рождения Клауса) и кепку как у Тельмана, потом, надев это, пробежался несколько раз вокруг дома своей очередной жертвы, чтобы было видно, что он только что убежал из концлагеря. Жертвой на этот раз был пастор по фамилии Шлаг. Клаусу следовало провести с ним беседу так, чтобы у всяко-го, прослушавшего запись этого разговора, не осталось сомнений, что этот Шлаг - тайный пособник коммунистов. Зачем - это Клауса не касалось. А план его был таков: как только пастор откроет дверь, рухнуть ему на руки и, не дав опомниться, умолять, чтобы не сдавал обратно в концлагерь, затем вызвать на откровенный разговор, напоить и добиться чтобы Шлаг обложил нацистов и фюрера последними словами. Все удалось на славу: увидев в дверях Клауса, Шлаг, ни о чем не спрашивая, втащил провокатора в комнату и влил в него весь оставшийся в бутылке коньяк, к сожалению его оставалось совсем немного, так как пастор Шлаг открыл эту бутылку еще за четверть часа до прихода Клауса.
- Рад! Очень рад вам, дорогой товарищ! - приговаривал пастор Шлаг, потчуя Клауса коньяком. - Вы коммунист?
- Где коммунист?! Кто коммунист?! - подскочил Клаус, нащупывая на боку пистолет, но не найдя его на привычном месте, вспомнил о задании и ответил:
- Я коммунист.
- Вот радость-то! - воскликнул Шлаг, доставая из шкафа продукты. - Кушайте, кушайте, товарищ, а то вас в лагере небось совсем не кормили!
- Кто это вам сказал, что в у нас в лагерях плохо кормят? Назовите мне имена и адреса этих грязных провокаторов. Впрочем, вы правы: кормили действительно не-важно. А как вы относитесь к фюреру?
- Бесноватому?
- К этому, - Клаус показал Шлагу фотографию фюрера.
Тот в ответ молча плюнул на нее и бросил на пол. К сожалению, это никак не отразился на диктофонной записи и Клаус, воспользовавшись тем, что Шлаг отвернулся, поднял фотографию, вытер плевок рукавом и, поцеловав, убрал в карман.
Беседа продолжалась до ночи. За это время Клаусу удалось добиться от Шлага всего, чего требовал Мюллер: Шлаг и в самом деле был тайным пособником коммунистов.
Когда переодетый в сутану своего нового друга Клаус вышел на улицу, перед домом пастора Шлага остановилась машина с берлинским номером.
- Это ты, Клаус? - удивленно спросил Штирлиц, высовываясь из ее окна. - Что это ты тут делаешь?
- Работаю, - гордо ответил Клаус. - Я тут по заданию самого Мюллера.
- Бог в помощь, - покачал головой Штирлиц. - И как успехи?
- Все в ажуре, господин штандартенфюрер. Я тут одного попа расколол. Он, оказывается, тайный пособник коммунистов. У меня и запись при себе, хотите послушать?
- Обязательно послушаю. Молодец, Клаус! Хочешь до дома подброшу?
- Не знаю, удобно ли.
- Еще как удобно! Садись, нам по дороге.
- Спасибо, господин штандартенфюрер! - удивленно пробормотал Клаус, садясь в машину.
- Не за что, - зевнул Штирлиц, проверяя пистолет. - Может быть у тебя просьба какая-нибудь есть или семье передать чего-нибудь надо? Ты говори, не стесняйся.
- Отдохнуть хочу. Завтра же попрошусь в отпуск.
"Хорошая мысль," - подумал Штирлиц и сказал:
- Зачем же завтра? Пиши заявление прямо сейчас, а завтра я сам отдам его Мюллеру, вместе с твоей пленочкой, а ты к тому времени будешь уже далеко отсюда.
- Просто не знаю, как вас благодарить: вы первый, кто обо мне так заботится!
- И последний, - заверил Клауса Штирлиц.
Через полчаса Штирлиц вновь появился перед домом Шлага. Он шел по садовой дорожке освещая себе путь горящей диктофонной лентой. Шлаг с трудом держался на ногах после беседы с Клаусом, но Штирлица он сразу узнал.
- Садись, дорогой товарищ! - сказал он, толкая к Штирлицу стул.
- Спасибо, - ответил Штирлиц, забирая у Шлага стул, и тот, лишившись опоры, грузно бухнулся на диван.
- Слушай, Шлаг, - проникновенно заговорил Штирлиц, - выручай: мне тут Центр поручил переговоры сорвать, а Кэт в гестапо забрали и я сижу без связи...
- Без чего сидишь?
- Ну какая тебе разница? Ты переговоры сорвать сможешь?
- Все в руке божьей, - сказал пастор поднимая над головой бутылку. - О чем разговор, Штирлиц, конечно смогу.
- Я за рулем, - Штирлиц поспешно прикрыл ладонью подставленный ему стакан, но Шлаг, не обратив внимание, налил ему сквозь пальцы.
- И еще, - сказал Штирлиц, пригубив стакан. - У тебя, я знаю, большие связи, не мог бы ты мне порекомендовать надежного человека: мне связник нужен?
Шлаг отхлебнул из бутылки и, рыгнув, ответил:
- Есть у меня один на примете, такой, что кого хошь свяжет. Профессор Плейшнер. Я тебе напишу адресок.
"Совсем уже не соображает," - с горечью подумал Штирлиц и сказал:
- Не надо мне профессора: работа-то не очень интеллектуальная.
- Слушай, Штирлиц, - пастор Шлаг взял Штирлица за лацкан и хотел притянуть его к себе, но вместо этого притянулся к нему сам и остался стоять, упершись в могучую штандартенфюрерскую грудь советского разведчика. - Слушай, Штирлиц, если ты меня уважаешь, так изволь прислушиваться к моему, ик, мнению: лучшего связальщика, чем профессор Плейшнер ты не найдешь во всем рейхе и в вашем, ик, Советском Союзе.
Шлаг качнулся вбок и, потеряв равновесие, опустился на пол у ног Штирлица.
"Ну если уж он на принцип попер, - подумал Штирлиц, - то не уступит. Надо у него хоть этот адрес взять, пока он еще может говорить."
Штирлиц записал адрес профессора Плейшнера и, попрощавшись со своим подвыпившим другом, пошел к машине. А пастор Шлаг допил его стакан и, закутавшись в принесенную Штирлицом сутану, свернулся калачиком под столом и уснул.
Сейчас он спит, но к утру он очухается и, превозмогая головную боль, начнет выполнение трудной, незаметной и очень нужной для далекой Родины его друга работы.
В это утро в РСХА не работал никто. Лежали без дела досье с компроматами, стояли закрытыми чернильницы на столах: никто не хотел писать доносы, отдыхали в подвалах арестованные коммунисты: все допросы были отменены, даже вахтеры, обычно строгие и дотошные, не проверяли в это утро документы у входящих. У тех, кто позаботился заблаговременно поставить микрофон в кабинете у Штирлица, набивались полные кабинеты народу. Молодежь напирала сзади, лезла к наушникам, желая услышать хоть что-нибудь, их отпихивали назад, говоря "вам еще рано", но напор от этого не уменьшался. На тех, кто, проходя мимо, спрашивал, что происходит, смотрели удивленно, с оттенком осуждения, а кто-нибудь, на мгновение отвернувшись от наушников, бросал: "Знать надо: Штирлиц русскую пианистку допрашивает." А из наушников доносился ровный, твердый голос Штирлица: "Так вы согласны работать на меня?"
Все замерло в РСХА. В наступившей тишине во всем здании стало слышно, как шуршит диктофон в кармане у Мюллера. "Да", - еле слышно ответила русская радистка (а не пианистка как вообразили себе некоторые). И по всему РСХА прокатился облегченный вздох.
"Согласилась," - пронеслось по мрачным коридорам.
"Согласилась," - восхитились в набитых кабинетах.
"С-согласилась!" - икал от зависти Рольф.
"Согласилась," - качали головами арестованные коммунисты.
"Согласилась," - потирал ручки довольный Шелленберг.
А могли ли быть сомнения? Какая же русская устоит перед обаянием профессионального контрразведчика?
Когда Штирлиц вышел из своего кабинета, ему устроили овацию и стали качать: он был героем дня, даже Айсман невольно почувствовал восхищение. Ай да Штирлиц, ай да сукин сын! Гестаповцы злобно скрежетали зубами: ведомство Шелленберга опять утерло им нос. Но допрос был окончен и все расходились по своим кабинетам, возвращаясь к серым будням: к компроматам, доносам и пыткам. Допрос советской радистки подошел к концу. Начался обычный рабочий день.
С тяжелым чувством направлялся Штирлиц па адресу, данному пастором Шлагом: он представлял себе тщедушного старичка-профессора, снова и снова спрашивая себя, нужно ли втягивать в свои опасные дела таких сугубо мирных людей, рискуя их жизнями, но всякий раз он отвечал: надо. Надо ради жизни сотен миллионов других таких же мирных людей. Успокаивая себя этим, он постучал в дверь квартиры профессора Плейшнера. Дверь оказалась незапертой. Штирлиц вошел и под звон разбивающейся бутылки погрузился в тихую темную бездну.
"Я убью его! Он не имел права! Это я нашел русскую радистку! А он украл ее у меня! Да, украл! И теперь вся слава достанется ему, а обо мне даже не вспомнят..."
Уже полчаса в кабинете Мюллера бился в истерике обманутый и оскорбленный в лучших чувствах Рольф. Мюллер не мешал ему: он знал, что Рольфу сейчас надо выговориться. В голове у шефа гестапо между тем зрел новый и как всегда коварный план.
"Он и рацию у меня хочет забрать, - жаловался Рольф. - Он еще вчера на нее позарился. Но этого уж ему не видать: я ее молотком на мелкие кусочки разобью, а Штирлицу не отдам."
- Ну рацию он, конечно, от нас не получит, - согласился Мюллер, - а радистку он допросил хорошо, профессионально допросил.
Рольф взвыл от бешенства.
- Хотите ему отомстить?
- Да! Любым способом! Жизнью пожертвую ради этого!
- Хе, хе... Зачем же жизнью-то жертвовать. Вы молодой, она вам еще пригодится. А вот если станет известно, что Штирлиц, скажем, русский шпион, то тогда он как раз лишится жизни.
- Он русский шпион! - взревел Рольф. - Он даже хуже, чем русский шпион!
- Ну, ну, - погрозил ему пальцем Мюллер. - Не будите злобную химеру подозрительности. Мне нужны не домыслы, а доказательства.
- Доказательства? - вскричал Рольф. - Будут доказательства!
И он, не попрощавшись, бросился вон из кабинета, чуть не зашибив дверью Шольца.
- Вот так, Шольц, - сказал Мюллер, удовлетворенно откидываясь в кресле и массируя себе пальцами затылок, - глядите как надо перекладывать свою работу на других, да чтобы они еще так на нее набрасывались.
- Гениально! - воскликнул Шольц, потирая ушибленное ухо.
Штирлиц со стоном пришел в себя. В голове у него шумело как с перепоя, в глазах все плыло и качалось, дышать было тяжело: рот был заткнут его же собственной фуражкой. Штирлиц хотел ее вынуть и только тут почувствовал, что руки его были крепко скручены за спиной. Перед лежащим на полу Штирлицом стоял здоровенный громила и поигрывал пистолетом. От одного вида его кулаков у Штирлица так отвисла челюсть, что фуражка сама выпала у него изо рта и он смог сказать:
- Извините, я, кажется, ошибся дверью: мне нужен профессор Плейшнер.
- Нет, фашистская морда, ты не ошибся, - ответил ему громила, доставая из портсигара Штирлица сигарету. - Твою смерть зовут профессором Плейшнером. Так что можешь помолиться своему фюреру, а я пока выкурю сигарету, последнюю в твоей поганой жизни.
- Нет, это какое-то недоразумение! - заволновался Штирлиц. Я - советский разведчик Исаев.
Плейшнер недоверчиво на него посмотрел.
- Этак всякая фашистская морда явится ко мне и скажет, что он - советский разведчик Исаев. Меня так легко не обманешь.
"А Шлаг был прав: этот кого хочешь свяжет", - думал Штирлиц, глядя как в руке у Плейшнера догорает его последняя сигарета.
- Отпустите меня, дяденька: я действительно советский разведчик, - захныкал Штирлиц.
- Будь мужчиной, - Плейшнер отбросил окурок и взвел пистолет, - твоя песенка спета, я уже сказал, что меня так вокруг пальца не обведешь. Как звать-то тебя?
- Штирлиц.
- Что ж ты сразу-то не сказал?! - заулыбался Плейшнер, откладывая оружие. - Мне Шлаг все уши прожужжал: какой ты, дескать, герой, а ты какой-то плюгавый, оказывается: соплей зашибить можно. Что за дрянь ты на себя напялил, ей богу, убить хочется!
Через некоторое время освобожденный Штирлиц сидел в кресле и, все еще слегка заикаясь, рассказывал профессору Плейшнеру, в чем заключается его задание. А заключалось оно в следующем: Плейшнер должен был поехать в Берн, там прийти на конспиративную квартиру, если на окне не будет цветка, и передать записку от Штирлица. В этой записке говорилось и о переговорах, которые Гиммлер вел с американцами, и об аресте Кэт, и о слухах, которые распространял Шелленберг. Задание, как считал Штирлиц, было не очень трудным, особенно для такого, как Плейшнер.
- И все? - разочарованно спросил Плейшнер.
- Все.
- Ну ты даешь! Я-то думал: поезд под откос пустить или там РСХА подорвать.
- РСХА не надо подрывать, - поспешно возразил Штирлиц. - Передайте записку и все.
Плейшнер недовольно поковырял в носу.
- И еще, - добавил Штирлиц, осмелев, - если вы встретите какого-нибудь фашиста...
- Ну это не учите, - перебил его Плейшнер, - я уж знаю как тогда поступать.
- Ни в коем случае! Вы сорвете этим всю операцию.
- А! Понимаю: скрутить и доставить к вам - это у вас, кажется, называется языком.
- Нет, не то: не трогайте вы его совсем, пусть живет.
- Как это пусть живет? Этак они все жить станут.
- Так надо, - сказал Штирлиц, умоляюще глядя на своего не в меру горячего собеседника. Конспирация, понимаете?
- Дерьмо - эта ваша конспирация, вот что. Может мне с ними еще и здороваться надо? Ну да ладно уж, уговорили, но больше я никаких таких заданий выполнять не буду: это же просто унижает меня как мужчину: где цветы не ходить, фашистов не трогать, как в детском саду.
- И последнее, - сказал Штирлиц, доставая из кармана сигарету, - это на крайний случай. В фильтре находится ампула с ядом. Не вздумайте предлагать фашистам: это для вас.
Выйдя на улицу, Штирлиц вдохнул полную грудь весеннего воздуха и почувствовал себя счастливым. Он был рад тому, что профессор Плейшнер оказался совсем не таким, каким он его себе представлял, тому, что остались еще в Германии такие замечательные люди, а еще Штирлиц радовался просто тому что он жив и на улице весна. Как редко ему приходилось это замечать!
Мюллер несколько раз перечитал письмо Клауса. Оно было на редкость лаконичным: всего четыре слова: "Отпустите меня в отпуск".
"Ай да Штирлиц!" - почему-то подумал Мюллер. Еще не было случая чтобы смертному удавалось так долго ускользать из его цепких лап. На Рольфа надежда была невелика. Подослать к Шлагу нового провокатора не представлялось возможным, так как пастор внезапно уехал в Швейцарию. Странно вел себя пастор, странно вел себя Клаус, а страннее всех вел себя Штирлиц: другой бы на его месте давно бы уже сбежал за границу, а этот не только не бежит, а еще и отбивает у гестапо русских радисток, будто издевается. "А было бы неплохо, если бы Штирлиц и впрямь попытался сбежать за границу, - подумал Мюллер, - да вот как этого добиться?"
- А может поручить это дело Холтоффу? - вдруг сказал Шольц.
Мюллер недовольно на него посмотрел: он не любил, когда подчиненные читали его мысли.
- Ну давайте поручим. Вызывайте Холтоффа.
Сказав это, Мюллер убрал со стола все карандаши, а Шольц, прежде чем выполнить приказ, спрятал свои наушники и будильник. Дело в том, что оберштурмбанфюрер СС Холтофф (Истинный ариец. Характер - нордический, наглый) с детства страдал клептоманией. Холтофф возник как из-под земли.
- Хайль Гитлер! - взвизгнул он, щелкая каблуками.
"Этот справится," - подумал Мюллер.
- А что, Холтофф, - спросил он, - хочешь навредить Штирлицу?
- Яволь! - взвизгнул Холтофф, щелкая каблуками.
"Точно - справится," - подумал Мюллер.
- Предложи ему сбежать за границу. А если он откажется...
- Не откажется, господин обергруппенфюрер! Какой же дурак от этого откажется? А я тоже с ним побегу?
- Только попробуй! И он никуда не побежит. Мне нужно только его согласие. Так вот: если он не согласится, скажи, что он у меня под колпаком, а если он спросит, почему, то скажи, что я все знаю о том, как он избавился от физика Рунге, который делал для нас атомную бомбу.
- Какую бомбу?
- Атомную. Ты что не знаешь про атомную бомбу?
- Нет, а что это такое?
- Ну ты даешь! Падает такая штука с самолета, а потом...
- Что?
- Ну а потом - как водится... Короче, это военная тайна.
По лицу Холтоффа было видно, что он совсем запутался и хочет чего-нибудь стянуть, поэтому Мюллер решил, что пора его выпроваживать.
- Весь разговор запишешь на диктофон, который только что лежал у меня на столе. Можешь приступать к выполнению! - скомандовал он.
- Яволь! - взвизгнул Холтофф, щелкая каблуками.
"Справится," - подумал Мюллер и проверил, на месте ли его часы и папиросы.
Мюллер блефовал: о деле физика Рунге он знал только понаслышке.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ (БОРМАН)
Рейхсляйтер Мартин Борман верил в психотерапию. С ее помощью он вылечился от зависти, тупости, насморка, малярии, гонореи и аппендицита. Всякий раз, чувствуя себя плохо, он не вызывал врача, а бил кому-нибудь по морде или приказывал принести портрет Гиммлера, а таких портретов у него всегда был большой запас, и метал в него ножи. Борман ненавидел рейхсфюрера: он догадывался, почему фюрер, заметив его, всякий раз так ехидно усмехается, подмигивая этому проходимцу Гиммлеру. Утром, придя в свой кабинет, Борман обнаружил у себя на столе письмо, в кото-ром говорилось о переговорах Гиммлера с американцами. Борман разрядил свой парабеллум в очередной портрет и задумался, зачем рейхсфюреру эти переговоры. Ответ напрашивался сам собой: "Он хочет присвоить мои партийные деньги!" От этой мысли мороз пробрал по коже и сразу же захотелось убить Гиммлера. Но тут подозрительный Борман подумал, что письмо может быть провокацией и Гиммлер не ведет никаких переговоров, а автор письма просто хочет присвоить партийные деньги. От этого еще сильнее захо-телось убить Гиммлера и Борман, изрезав портрет рейхсфюрера перочинным ножом на мелкие лоскутки, велел принести новый. Вечером Борману позвонили из РСХА по телефону спецсвязи. "Кто говорит?" - хотел спросить Борман, но и так было понятно, что это автор письма. "Так значит эта скотина все-таки ведет переговоры с американцами," - подумал Борман, позеленел от ярости, вызвал секретаря, дал ему по морде и приказал принести пару новых портретов Гиммлера. Трубку на том конце уже повесили.
Выходя с пункта спецсвязи, куда он проник хитростью, Штирлиц знал, что приобрел нового могущественного союзника в борьбе против рейхсфюрера - Бормана.
Штирлиц уже собрался уходить, когда дверь его кабинета открылась и на пороге появился собственной персоной шеф гестапо Мюллер. Таких высокопоставленных посетителей этот скромный кабинет не видел уже много лет. "Неужели провал?" - подумал Штирлиц.
- Здравствуйте, Штирлиц, - дружелюбно и несколько устало сказал Мюллер.
"Что это, проверка?" Штирлиц ответил не сразу: он понимал как много зависит сейчас от его ответа:
- Здравствуйте, обергруппенфюрер! Мюллер молча закурил.
Штирлиц все понял, "все понятно," - подумал он.
А вот Мюллер ничего не мог понять: час назад сбежала русская радистка, а на квартире, где ее держали, нашли тело Рольфа с проломленным черепом, естественно, Мюллер приказал разослать фотографии радистки во все полицейские участки, но результата это пока не дало, и в это время Мюллеру доложили, что Штирлиц позвонил Борману по спецсвязи и они с минуту молчали так многозначительно, что шеф гестапо даже пожалел о том, что связался с человеком, так запросто молчащим по телефону с самим Борманом, но после, здраво взвесив, он понял, что из этого можно извлечь выгоду: ясно, что эти двое молчали о партийных деньгах, а их, говорят, очень много. Но в том, что эти молчуны задумали, им без папаши Мюллера все равно не обойтись.
- Слушайте, Штирлиц, - сказал он, садясь без приглашения, - командование вашей с Борманом операцией я беру на себя. Штирлиц опешил, он даже подумал, не вышвырнуть ли Мюллера за дверь, но в это время зазвонил телефон и Мюллер поднял трубку.
- Нет, это Мюллер, - сказал он, передавая трубку Штирлицу. - Это вас, какой-то женский голос.
Штирлиц взял трубку.
- Я слушаю.
- Штирлиц, это я, Кэт.
Штирлиц чуть не выронил трубку от неожиданности и подозрительно посмотрел на Мюллера, но тот был погружен в свои мысли: "Если удастся втереться в доверие к Борману, то от Штирлица можно будет смело избавиться, тогда и перед Кальтенбруннером отчитаюсь, и делиться ни с кем не буду, а там можно будет и от самого Бормана избавиться и тогда все партийные деньги мои.", тем не менее, Штирлиц не решился обратиться к Кэт по имени: вдруг эта старая лиса только делает вид, что думает о партийных деньгах, а сам прислушивается к разговору.
- Здравствуйте, партайгеноссе, - сказал он в трубку.
- Штирлиц, это я - Кэт, твоя радистка, - повторила Кэт, думая, что Штирлиц ее не узнал.
Как она могла такое подумать! Неужели Штирлиц мог ее забыть, не узнать или перепутать с каким-то там Борманом?
- Слушаю тебя, девочка, - сказал он. - Что с тобой случилось, где ты?
В трубке послышались всхлипывания.
- Этот приходил... Показывал твою фотографию, требовал чтобы я сказала, что ты - русский шпион. Я так испугалась...
- Успокойся, крошка, пока я с тобой, тебя никто не тронет. Что же было потом?
- Я не знаю... Я так испугалась... Он упал, а я убежала... Кажется, он умер, не дышал...
- Неужели ты его ударила?! - воскликнул Штирлиц. - Это ты из-за меня?
В трубке снова послышались рыдания.
Крошка Кэт из-за него насмерть зашибла целого гестаповца! Штирлиц чуть сам не заплакал, тронутый самоотверженностью своей радистки, но за годы работы в раз-ведке он научился следить за своими чувствами, а сейчас он не мог себе позволить ни-чего лишнего: за каждым движением его лица следили выпученные от удивления глаза Мюллера.
- Не бойся, девочка, - как можно ласково сказал Штирлиц, - все позади: я сейчас заеду за тобой и увезу туда, где тебя никто не найдет. Где ты сейчас?
- Я в метро, я в полиции, я жду тебя, приезжай скорее!
Кэт звонила из полицейского участка. Она повесила трубку и медленно пошла к двери. Полицейский, который предоставил ей телефон, сидел тут же на диване в полном оцепенении. Он узнал в Кэт ту самую русскую, которую ищет гестапо и уже мысленно попрощался с жизнью, понимая, что русские свидетелей не оставляют. Но Кэт ушла и растроганный полицейский в первый раз в жизни усомнился в правоте геббельсовской пропаганды: может быть эти русские вовсе не такие страшные, как их изображают...
- Борман, - пояснил Штирлиц, кладя трубку на аппарат.
Мюллер молчал: все планы перепутались в его голове: Штирлиц называл партайгеноссе Бормана девочкой и крошкой, обещал увезти туда, где его никто не найдет... Нет, Мюллер явно недооценил Штирлица.
- Ну мне пора, - сказал между тем Штирлиц, одевая пальто, Борман вызывает.
- Да, да, конечно, - пробормотал Мюллер, массируя себе затылок. - Ну вы там скажите ему обо мне...
- Естественно, все скажу: вы будете командовать операцией.
Они уже выходили из кабинета, как вдруг Мюллер спросил:
- А вы не знаете, чем кончается этот анекдот о Бормане и жене Геббельса?
- Понятия не имею, - признался Штирлиц.
- Никто не знает, - задумчиво сказал Мюллер. - Я уж у кого только не спрашивал, всех свежеарестованных коммунистов лично допросил - молчат.
- Ну эти вообще всегда молчат, - заметил Штирлиц.
- Только если дело не касается наших руководителей, о них коммунисты как раз обычно много говорят, а тут как воды в рот набрали. Честное слово, я бы даже расстреливать не стал того, кто мне расскажет полностью этот анекдот. И кто их только придумывает?
- Русские шпионы, наверное.
Мюллер взял Штирлица за пуговицу и очень серьезно сказал:
- Не прикидывайтесь, Штирлиц. Вы же сами прекрасно знаете, что нет никаких русских шпионов, их выдумали Геббельс с Кальтенбруннером. Какие еще шпионы, где вы их видели?
"Так я тебе и сказал," - подумал Штирлиц.
За целый день своего пребывания в Берне профессор Плейшнер не встретил ни одной фашистской морды, так что выполнить указание Штирлица относительно лояльности к фашистам оказалось совсем не сложно. Он без труда нашел дом, где находилась конспиративная квартира. На окне стоял цветок. Плейшнер вспомнил, как Штирлиц говорил ему, что в такие дома заходить нельзя, и усмехнулся: "Ох уж мне эти шпионские приметы: черные кошки, бабы с ведрами, окна с цветами... Плевал я на их суеверия!" и действительно, плюнув через левое плечо для очистки совести, вошел в дом.
Конспиративная квартира, куда он шел, была провалена и, как это часто бывает в таких случаях, в ней завелись агенты гестапо. Они сидели там с утра до вечера, играли в карты, пили шнапс и ждали, не заглянет ли сюда по привычке какой-нибудь коммунист или русский шпион. Надежды на это было мало, ведь на окне стоял цветок, а русские шпионы, да и коммунисты этого, как известно, не любят. Гестаповцы были немало удивлены, когда в квартиру тем не менее кто-то позвонил. Чтобы сразу не шокировать гостя, они поспешно переоделись в штатское, сняли со стены портрет фюрера, наклеили на бутылку шнапса боржомную этикетку, скинули карты в ящик стола, достали шахматы, и только после этого впустили Плейшнера.
- Здорово, товарищи! - сказал он, сразу проходя в комнату и садясь за стол. - Привет всем вашим от всех наших.
Он отхлебнул из стоящей на столе бутылки большой глоток и, слегка захмелев, подумал: "Ну и забористая у русских минералка, не то что у нас!". Он внимательно рассмотрел этикетку, стараясь запомнить название этой замечательной воды. От этого занятия его отвлекла странная деталь: на одном из хозяев квартиры он увидел сапоги совсем как у фашистской морды, видимо тот в спешке забыл их переодеть. Плейшнер встряхнул головой и решил больше русской минералки не пить. А тот, что в сапогах, подсел к нему и спросил:
- Вы к нам по делу или просто так?
- Я, дорогой товарищ, просто так только фашистов убиваю, - задушевно ответил Плейшнер, кладя собеседнику на плечо свою тяжелую ладонь, - а к хорошим людям я хожу по делу.
Он положил на стол записку от Штирлица. Гестаповцы сразу хотели ее прочесть, но вместо информации о там, где прячутся коммунисты и сколько у Жукова танков, они увидели таблицу умножения. Это их удивило и даже несколько обидело, так как оба хорошо учились в школе для гестаповцев и таблицу умножения знали и без Плейшнера. Они хотели спросить, не ошибся ли он и не принес ли вместо шпионского письма свою старую школьную шпаргалку, но у Плейшнера был такой серьезный вид, что они не стали его беспокоить вопросом и решили переслать таблицу умножения в Берлин: авось там из нее смогут извлечь какой-нибудь толк. Между тем Плейшнер, не привыкший терять время попусту, встал из-за стола и сказал, что ему пора, чем несказанно обрадовал новых хозяев конспиративной квартиры.
- Желаю успехов! - весело сказал профессор, одевая шляпу.
- Всего хорошего! Хайль Гитлер! - ответили ему.
Плейшнер уже взялся за ручку двери, как вдруг что-то заставило его переменить свое решение. Лицо его вдруг налилось кровью и он медленно развернулся.
- Хайль Гитлер, говоришь? - переспросил он, мрачно прищурясь.
Гестаповец, сказавший роковую фразу, сделал шаг назад и поспешно сунул дрожащую руку в карман за пистолетом, но пистолет не вынимался, за что-то зацепившись, и, прежде чем оказаться в противоположном конце комнаты, гестаповец успел увидеть стремительно приближающийся огромный жилистый кулак Плейшнера.
Через полминуты оба гестаповца тихо лежали в углу, потеряв всякий интерес к политической борьбе.
- Можете радоваться: для вас война закончилась, - сказал им профессор Плейшнер, доставая из кармана сигарету. - Молитесь своему поганому фюреру, я пока покурю. А говорили, что плохо ходить в квартиры с цветами, куда уж лучше: две фашистские морды сразу.
В фильтре сигареты что-то хрустнуло. "Твою мать!" - подумал Плейшнер и умер. Последним, что он увидел, был цветок на окне. Он качнулся в сторону цветка и вместе с ним выпал на улицу, проделав в мостовой глубокую вмятину.
Гестаповцы долго ошалело смотрели на разбитое окно. Они, конечно, знали, что курить вредно, но не думали, что до такой степени. А бедняга Плейшнер скончался, так и не успев понять, что в шпионских приметах иногда бывает свой особый смысл.
Как истинный джентльмен, Штирлиц не повез Кэт к себе домой, а оставил ночевать в квартире пастора Шлага, который, уезжая в Швейцарию, оставил ему ключи. Домой он приехал совсем поздно. Первым, что он там услышал, был голос, раздавшийся из темноты гостиной: "Не включайте свет: я, кажется, случайно вывинтил пробки". "Это Холтофф, - с тоской подумал Штирлиц, - хорошо еще что начал с пробок: может быть он не нашел в темноте столовое серебро." "Я к вам по делу", - сказал из темноты Холтофф. "Твое счастье, если так", - подумал хозяин квартиры.
Холтофф решил начать издалека: "У вас выпить не найдется?"
Прошло полчаса. Холтофф уходить не собирался. Он жрал коньяк и нес какую-то чушь: он доказывал, Штирлицу, что тот под колпаком у Мюллера. Но Холтофф не знал, что Штирлиц не немец и то, что для всякого немца было страшнее всего на свете, на него не производило никакого впечатления.
- Штирлиц, - нудил Холтофф, - Мюллер все о вас знает. Он мне сам говорил, как вы сбросили Рунге с самолета. Штирлиц, вы знаете, что такое атомная бомба?
- Знаю, знаю, - сонно пробурчал Штирлиц.
- Ага! - воскликнул Холтофф. - А откуда вы знаете эту военную тайну?
- Шелленберг рассказал.
- А-а, - протянул Холтофф, сбитый с толку железной логикой Штирлица, - а почему бы вам не сбежать за границу?
"Его подослал Мюллер, - подумал Штирлиц, - сам бы он до такого не додумался."
- Я, Холтофф, Родину люблю.
- Вы что дурак?
- Нет, сам дурак.
- Ну почему с вами невозможно спорить? - захныкал Холтофф. - почему вы всегда оказываетесь правы?
- Потому что я...
"Нет, - подумал Штирлиц, - сказать ему об этом я не могу, не имею права."
- Потому что я умнее.
Холтофф задумался. Штирлиц посмотрел на часы. Коньяк, конечно, ему было не жалко, с этим проблем у него никогда не было: в отличие от других офицеров РСХА, он получал еще зарплату советского разведчика и мог позволить себе не только коньяк, но и колбасу, дом, собственный Мерседес. Штирлиц не был жмотом, он жалел своих коллег, лишенных всего этого, но зануда Холтофф был не в счет: впереться в чужой дом среди ночи, вывинтить пробки, испортить настроение, да еще и нажраться на халяву! Штирлиц сам удивлялся, как он это терпит. А Холтофф между тем сосредо-точенно вытрясал из бутылки последние капли.
- Хотите еще? - спросил Штирлиц, все еще рассчитывая, что в Холтоффе заговорит совесть.
- Хочу, - нагло ответил Холтофф. Это было уже слишком.
Первым, что увидел Мюллер, придя утром на работу, был сидящий в приемной Штирлиц. Он держал на коленях бесформенную тушу, в которой проницательный Мюллер без труда узнал Холтоффа. По состоянию его прически и бутылочному горлышку в руке у Штирлица, шеф гестапо без труда мысленно восстановил картину дебоша, устроенного Штирлицом, и понял, что миссия Холтоффа провалилась. Секунду он мрачно смотрел на эту жанровую сценку, а затем, проворчав "Докатились!", пошел к себе в кабинет. Штирлиц поплелся за ним, держа Холтоффа за ногу. В кабинете Мюллер сел за стол и, подперев голову ладонью, пристально посмотрел в честные глаза Штирлица.
- Вы с ума сошли? - полюбопытствовал он.
- Это все он...
- Ты теперь всех будешь ко мне таскать?
Штирлиц молча постоял перед столом, опустив голову и рассматривая бутылочное горлышко, а затем вздохнул и также молча вышел, а Мюллер, выругавшись, подошел к бесчувственному телу Холтоффа и произвел его беглый осмотр. Вывернув ему карманы, Мюллер нашел там две дюжины носовых платков, три пачки сигарет, пять коробок спичек, предохранительные пробки из квартиры Штирлица, пару серебряных ложек, две зажигалки, чьи-то подметки, грязные носки, диктофон и несчетное число зубочисток. Диктофон Мюллер забрал себе, а все остальное сложил обратно.
"Воды!" - жалобно простонал Холтофф, приподнимаясь на локтях.
"Обойдешься!" - огрызнулся Мюллер.
Холтофф сделал печальное лицо и опустился на пол. Голова Холтоффа, если так можно назвать то место, где у него находились уши и рот, была вся залита темной жидкостью, пахнущей коньяком. "Коньяк", - подумал Мюллер, помочив в жидкости палец и облизнув его. "Где-то я такой уже пил. Да, та-ким меня месяц назад угощал Кальтенбруннер."
"Ай да Штирлиц!" - послышалось за спиной у Мюллера. Это сказал только что пришедший Шольц, опять угадывая мысли своего шефа.
Достав из кармана Холтоффа чистый носовой платок, Мюллер завернул в него оброненное Штирлицом бутылочное горлышко и отдал его Шольцу.
- Отнеси в лабораторию: пусть там снимут с этого отпечатки пальцев и подправят их так чтобы были такие же, как те, что обнаружили на русской радистке и на ее рации.
- Гениально! - воскликнул Шольц. - Теперь Штирлицу уже не выкрутиться.
- А то! - согласился шеф гестапо и, улегшись в кресло, спокойно уснул в первый раз за последние дни.
Проснувшись, Мюллер опять увидел перед собой Шольца. Тот был значительно бледнее, чем обычно, даже его черный мундир, казалось, посветлел и стал каким-то матовым.
- Ну что, - спросил шеф гестапо, - подправили отпечатки?
- Никак нет, - дрожащим голосом ответил Шольц, - это невозможно, господин обергруппенфюрер.
- Что ты плетешь, как это невозможно? Объясни толком.
- Господин обергруппенфюрер, отпечатки невозможно сделать одинаковыми: они и так одинаковые.
"Ай да сукин сын! - подумал Мюллер, почесав затылок. - И тут он выкрутился. Однако..."
- Шольц, а что же это, ведь выходит - он на самом деле...
- Как, господин обергруппенфюрер, и вы тоже так подумали?
- Ну и влипли мы с тобой Шольц, - пробормотал Мюллер. - А я еще сейчас на него накричал.
- А я ему десятку одолжил. Как вы думаете, отдаст? "Счастливый, наивный Шольц!" - подумал Мюллер.
Оба как по команде повернули головы в сторону плаката, изображавшего русского шпиона. Как они могли не заметить раньше этого невероятного сходства!
"Воды!" - простонал Холтофф.
- Вот что, Шольц, - сказал Мюллер, собравшись с мыслями, зови наших, а я пока всех оповещу.
Шольц бросился к двери, а Мюллер взял трубку телефона и, набрав нужный номер сказал:
- Привет, Шелленберг! Можешь ты не курить этот твой американский Кэмэл хотябы когда я с тобой разговариваю. Брось это и слушай сюда: хочу сказать тебе одну вещь, но это должно остаться между нами... Ну я и не сомневался... Скажу тебе по секрету: Штирлиц - русский шпион... Абсолютно точно... Заранее благодарен. Хайль Гитлер.
Почти сразу после этого разговора кабинет Мюллера стал наполняться людьми. Первым прибежал Айсман и стал, ползая у Мюллера в ногах, умолять никому не говорить о той характеристике, которую он написал на Штирлица. За этим занятием его и застали офицеры гестапо, собравшиеся к Мюллеру на экстренное совещание. Трудно сказать, кто произвел на них большее впечатление: Айсман, целующий сапоги Мюллера или Холтофф, сохранявший при этом полнейшее спокойствие, но офицеры затрепетали.
- А правду все говорят, что Штирлиц - русский шпион? - решился спросить один из них.
Мюллер не ответил, и от этого все затрепетали еще сильнее.
- А это опасно?
Мрачный смешок вырвался из уст бывалых гестаповцев.
"Воды!" - простонал Холтофф.
- А вы знаете, я слышал, что русские шпионы первыми не нападают. Если с ними ласково, то они не трогают.
- Да что вы все трусите? Двое сбоку, третий бьет по голове...
- Вот ты и будешь его бить.
- Да что же мы все с одним шпионом не справимся?
- Штирлиц идет по коридору! - Вдруг объявил Шольц.
- Куда идет? - еле слышно спросил внезапно потерявший голос Мюллер.
- Сюда идет, сюда, - зловещим шепотом ответил ему Шольц.
Переполненный кабинет мгновенно опустел, в нем остались только Мюллер, которому бежать было некуда, да и неудобно, и Холтофф, который уже не боялся Штирлица, а лежал себе спокойненько в углу, забывшись каким-то детским сном. Виделся ему мрачный подвал средневекового алхимика, в котором злосчастный Рунге листал толстую полуистлевшую книгу, мелькали заголовки "Машина времени", "Вечный двигатель", "Философский камень", но Рунге остановился на странице с заголовком "Атомная бомба". Потирая ручки, злобный физик Рунге, пошел к огромному шкафу, из которого он достал реторты с шипящими и бурлящими разноцветными жидкостями. Он смешал их в равных пропорциях и в клубах дыма появилось его зловещее создание. Пораженный его военной таинственностью Рунге застыл в оцепенении. Он не заметил, как из шкафа на цыпочках вышел Штирлиц с еще одной ретортой в руке. Озираясь как преступник, русский шпион подменил ей одну из реторт у Рунге и опять скрылся в шкафу, а безумный Рунге, оправившись от первого потрясения, снова бросился к столу, чтобы сделать еще одну атомную бомбу, так необходимую для самолетов рейха. Но к его ужасу из дыма вместо атомной бомбы вышли два дюжих гестаповца. "Еврей!" - закричал один из них, показывая пальцем на Рунге. Они схватили его под руки и потащили к выходу. Когда они ушли, из шкафа снова появился Штирлиц. Он вырвал из книги страницу, где было написано про атомную бомбу, сунул ее в карман и со зловещим хохотом растворился в воздухе.
Штирлицу казалось, что в РСХА все посходили с ума: охранники тянули в знак приветствия не одну, как всегда, а обе руки, большинство коллег, издалека завидев его, бросались наутек, а те, кому некуда было бежать, говорили: "Гитлер капут!". Просидев некоторое время у себя в кабинете, он обнаружил пропажу спичек, видимо их спионерил Холтофф. Штирлиц пошел попросить огоньку, но все от него разбегались. Когда же ему удалось найти какого-то хромого шарфюрера, то вместо того чтобы одолжить спички, он стал рассказывать про свою семью и детей. Штирлиц не дослушал его и продолжил охоту. Следующая "жертва" вместо спичек отдала ему часы и кошелек. Штирлиц догадывался, что тут не обошлось без козней завистников, ведь те же люди, которые сейчас разбегаются от него как клопы, готовы были просить у него автограф, после допроса русской радистки. Ноги сами принесли Штирлица к кабинету Мюллера. "Этот убегать не станет", - подумал он и вошел.
У дверей его встретил растерянный Шольц с множественными следами ног на мундире. Он поспешно прижался к стене, пропуская Штирлица. Одна створка двери кабинета лежала на полу, другая болталась на одной петле. В самом кабинете был такой разгром, будто через него пробежало стадо слонов.
Войдя, Штирлиц опустил руку в карман, а Мюллер быстро сунул руку под газету.
- Извините, у вас огоньку не найдется? - спросил Штирлиц, доставая папиросу.
Мюллер достал из-под газеты спички и протянул их ему. Штирлиц закурил. Чтобы как-то заполнить возникшую паузу, Мюллер спросил:
- Штирлиц, вы говорите по-немецки?
Штирлиц подавился дымом. Мюллер суетливо вскочил из-за стола, похлопал его по спине, и, как бы случайно заслоняя плакат с русским шпионом, заговорил:
- Я не понимаю, почему меня все боятся. Я старый добрый человек, о котором распускают слухи. Ваш Шелленберг в тысячу раз злее меня, только он умеет улыбаться и говорить по-французски, а я ем яблоки с косточками. Я никогда не обижал коммунистов, разве что расстреливал, но это все Кальтенбруннер виноват: он меня заставлял, а я не причем?
- Конечно, - согласился Штирлиц, а Мюллер, ободренный этим, сказал:
- Пойдем.
- Куда?
- Мне надо сказать вам одну важную вещь, а у меня в кабинете очень ценные пуленепробиваемые стекла, если вы их разобьете, то всю жизнь будет не расплатиться, так что давайте лучше выйдем.
- Ну давайте, - вздохнул Штирлиц, с горечью подумав, что эпидемия сумасшествия не миновала и этот кабинет.
"Совершенно теряют голову от поражений на фронтах", - подумал он, пропуская Мюллера вперед.
"Только после вас, - сказал Мюллер, - а то еще шандарахнете меня как Холтоффа."
"Воды!" - простонал Холтофф, хватая его за брюки.
- Да ну тебя! - отмахнулся от него Мюллер.
- Дайте вы ему попить, жалко же, - сказал Штирлиц.
- Напоите, - буркнул на ходу Мюллер, обращаясь к Шольцу.
- Чем?
- Чем хотите, только не коньяком: ему хватит.
Холтофф с благодарностью взглянул на Штирлица: русский шпион был первым за этот день, кто отнесся к нему по-человечески.
- Мы, видимо, вернемся, - нарочито весело сказал Мюллер.
- Но я еще не вызывал машину, - заметил Шольц.
- А мы никуда не едем.
- Вернетесь скоро?
- Как получится, Шольц, как получится.
- Не пуха вам, господин обергруппенфюрер!
Мюллер вздохнул и, ничего не ответив, повел Штирлица вниз в подвал. Шольц проводил их долгим печальным взглядом. "Ай да сукин сын!" - подумалось ему.
Переговоры с американцами от имени Гиммлера вел генерал Вольф (кстати истинный ариец). Летчик, возивший в Берлин его донесения, каждый раз замечал, как осунулся и похудел генерал.
- Передадите это в собственные руки рейхсфюреру, - говорил он, дрожащей рукой отдавая очередную депешу.
- Передать еще что-нибудь?
- Да, передайте, - быстро, дрожащим голосом заговорил Вольф, воровато озираясь. - Скажите ему, что я больше не могу, что завтра я сам полечу в Берлин.
- Слушаюсь, - сказал летчик и полез в самолет.
- Если вас собьют, - сказал Вольф, судорожно хватая его за руку, - съешьте этот пакет еще до того, как отстегнете парашют.
- Это невозможно, - отвечал педантичный пилот, глядя на огромный пакет.
Вольф поспешно протянул ему банку с горчицей.
- Слушаюсь! - козырнул летчик.
- И помните: никто кроме рейхсфюрера не должен ничего знать.
Выслушав доклад летчика, Борман невольно испытал чувство мстительной радости.
- Так значит, Вольф возвращается? - переспросил он, разбив портрет Гиммлера о голову секретаря. - Ну теперь они в моих руках. Теперь я отучу этого засранца рейхсфюрера от всяких там переговоров за моей спиной!
Он вызвал двух своих лучших агентов и, дав каждому по морде, сказал:
- Поедете на аэродром. Как только появится генерал Вольф действуйте по ин-струкции ╬125/674-IV-A.
Это означало: один бьет по зубам, другой бросается сзади и скручивает руки, а потом "объект" сажают в машину и отвозят к Борману.
Штирлиц не сразу решился войти в кабинет Шелленберга. После того, как стало известно, что он - советский разведчик, можно было ожидать любой реакции. Но, против ожиданий, Шелленберг встретил Штирлица очень радушно:
- Штирлиц! Тысячу лет тебя не видел! Что же ты ко мне не заходишь? Московской или Столичной?
- Я за рулем.
- Прости старого дурака: конечно Сибирской.
Он налил Штирлицу полный стакан, а себе плеснул немного в рюмку и сказал:
- Россия. Какое емкое понятие! Сколько связано с ней: загадочная русская душа, русская зима, русская тройка, русские дороги, русская водка, русская свинья, я имею в виду русскую кухню. За Россию, Штирлиц, до дна!
Штирлиц пригубил стакан.
- Я уезжаю, - грустно сказал он.
- Начальство вызывает?
- Да нет, просто дела всякие.
- Рвешь когти? Понимаю, этот Мюллер кого угодно достанет, не обращай на него внимания.
- Да я не из-за этого, - промямлил Штирлиц, изучая свои ногти.
- Понимаю, - внезапно загорелся Шелленберг, - это тайна. Я знаю что такое тайна: сам работаю в разведке, можешь мне довериться: когда дело касается чужих тайн, я могу молчать как кремлевская стена.
Штирлиц промолчал в ответ. Шелленберг мрачно насупился и сказал:
- Ну так уж и быть: выпишу тебе документы. Куда сейчас едешь?
- В Швейцарию.
- Зачем? Они же нейтралы? Впрочем, понимаю: тайна.
Штирлиц кивнул.
- Выпишите мне мужские и женские документы, - попросил он.
- Зачем? Придется переодеваться?
Штирлиц кивнул. Шелленберг вздохнул и выписал документы.
- Вернетесь? - спросил он.
- Постараюсь.
Уже дойдя до двери, Штирлиц возвратился и положил на стол ключ.
- Мюллер заперся в седьмой камере и не выходит. Покормите его, что ли.
- Заперся? - лукаво переспросил Шелленберг.
Штирлиц смущенно опустил глаза.
- Какая разница... Его можно уже выпустить.
- Договорились, - сказал Шелленберг, пряча ключ в стол. - А в том, что наш разговор останется между нами, можете не сомневаться.
- Ну да, - рассеяно сказал Штирлиц.
Выходя, он слышал, как Шелленберг говорит по телефону: "Держись за стул, а то упадешь! Знаешь, с кем я сейчас разговаривал?.."
"Трудно будет, - думал Штирлиц, выходя из здания РСХА. - Конечно, можно доказать, что все это неправда, но..."
"Мама! Смотри: русский шпион!" - закричал какой-то малыш, показывая на него пальцем и, получив от матери подзатыльник, заревел.
"Трудно будет", - снова подумал Штирлиц. Через час он и Кэт уже ехали в Швейцарию.
Выйдя из самолета, генерал Вольф сразу увидел громил партайгеноссе Бормана. Улыбаясь, они двинулись к нему. Вольфу стало не по себе: уж очень это смахивало на инструкцию ╬125/674-IV-A, если так, то ему оставалось рассчитывать только на чудо.
Чудо явилось в лице Шелленберга. Как из-под земли возник он за спинами громил и, растолкав их, обнял Вольфа.
- Какая встреча! - воскликнул он. - Тысячу лет вас не видел, Вольф! Как долетели?
Агенты Бормана растерялись: в инструкции ╬125/674-IV-A ничего не было сказано о Шелленберге, а тот, совсем обнаглев, обернулся к ним и сказал:
- А, это вас Борман прислал? Очень мило. Возьмите чемоданчики и отнесите в мою машину. Душечка Борман всегда так заботлив!
Окончательно сбитые с толку громилы выполнили приказание Шелленберга, тот усадил Вольфа в машину, дал громилам на чай и сказал:
- Поцелуйте от меня лысину партайгеноссе Бормана и передайте мой пламенный привет.
Гиммлер, включив радио на всю мощность, кричал:
- Вы провалили операцию и поставили под удар меня, ясно вам это?! Каким образом Борман узнал о наших переговорах?!
Шелленберг покраснел.
- Я не понимаю, - сказал он, - почему вы на меня так смотрите. Между прочим, если бы я не подслушал разговор Бормана с его агентами, то...
Его прервали всхлипывания Вольфа:
- Не ругайте меня, рейхсфюрер, не ругайте! Если бы вы знали, что я пережил за эти дни: по ночам кто-то привязывал меня к кровати; когда я шел на переговоры, черные кошки стадами перебегали мне дорогу; в еде мне постоянно попадались крысиные хвостики и лапки; мои тапочки прибивали к полу, а в сапоги наливали масло; каждый день мне приходили записки за подписью какого-то п.Ш., где мне угрожали смертью, если я не уберусь.
- Что это за п.Ш.? - спросил Гиммлер.
- Пастор Шлаг, - ответил Шелленберг, - есть у нас такой пособник коммунистов.
- Так значит о наших тайных переговорах знают даже явные пособники коммунистов? - взревел Гиммлер.
- А что вы опять на меня так смотрите? Чуть что, так сразу Шелленберг, будто я баба какая болтливая! Да, я общительный: разведчику нельзя иначе, но не болтливый: если надо, то я могу молчать как берлинская стена.
- Какая стена? - переспросил рейхсфюрер.
- Берлинская.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ (ШЕЛЛЕНБЕРГ)
Иногда он выбалтывал даже то, чего и знать-то не мог.
Борман проснулся от поцелуя в лысину. Перед ним стояли два его агента.
- Это вам от Шелленберга, - сказал один из них.
- С пламенным приветом, - добавил другой.
Борман не впал в истерику, хотя и понял, что его обманули: он собрался с мыслями и спустил громил с лестницы, изрубил топором портреты Гиммлера, выбил стулом окно, выбросил туда остатки портретов, набил морду секретарю; спускаясь в гараж, плюнул в лицо какому-то генералу, который именно в этот момент, задумался, не напрасно ли он голосовал в тридцать третьем за национал-социалистов, в гараже Борман проколол шины всех автомобилей и, окончательно успокоившись, взял такси, так как шины его личного автомобиля оказались проколоты, и помчался к фюреру. У него остался только один шанс: успеть туда раньше Гиммлера.
Борман понял, что проиграл, когда услышал громкий смех из-за двери с табличкой "фюрер". Когда он вошел, смех прекратился и фюрер, приподымаясь из-за стола, вежливо сказал:
- Как хорошо, что вы зашли к нам, Борман. Мы тут с Гиммлером и Шелленбергом только что о вас говорили.
Наглые морды Гиммлера и Шелленберга ехидно улыбались из-за его спины.
- Продолжай, Генрих, - сказал фюрер Гиммлеру.
Тот наклонился к его уху и, искоса поглядывая на Бормана, зашептал:
- Приходит, значит, к нему жена Геббельса...
Шелленберг схватился за живот и весело засмеялся. Посмотрев на него, засмеялся и фюрер, и вот все трое, забыв о стеснении, хохотали, наваливаясь на стол. Борман заскрежетал зубами и вышел. А за спиной у него слышался надрывный голос фюрера:
- А дальше? Дальше-то что?
- Дальше нельзя, - надрываясь от смеха, отвечал ему Гиммлер, - дальше неприлично.
Когда Борман выходил из бункера, он слышал, как за его спиной один охранник спросил у другого:
- Знаешь анекдот про жену Геббельса?
- Нет.
- А, черт! Я тоже.
Секретарь Бормана застал своего шефа за одним из его любимых занятий: высунув язык от напряжения, он пририсовывал на портрете рейхсфюрера ослиные уши. Увидев секретаря, он подскочил к нему и, потрясая кулаками прорычал:
- Следует запретить членам партии рассказывать гнусные анекдоты о ее руководителях, особенно когда они не знают, чем эти анекдоты кончаются.
- Совершенно с вами согласен, - поддакнул секретарь. - К вам фрау Геббельс пришла, прикажете впустить?
Штирлиц встретился со связником в маленьком бернском кабачке. Связник передал ему, что в создавшихся условиях Центр не может настаивать на возвращении Штирлица в Германию, но если он сам чувствует в себе силы, то вскоре ему поручат новое, еще более интересное задание. Также связник сообщил, что за успехи в работе Штирлиц награжден переходящим красным вымпелом и званием Героя Советского Союза (посмертно). Штирлицу вдруг страшно захотелось пройтись по РСХА с геройской звездой на мундире чтобы там все со стульев попадали. А связник, между тем, сказал, что он лично восхищен работой Штирлица и хочет с ним выпить. "Я за рулем", - ответил Штирлиц, подумав: "Ну почему все хотят меня напоить?", но все же выпил. Хмель ударил ему в голову и он, пристально посмотрев в глаза связнику, сказал:
- Если у вас найдется десять минут, не могли бы вы подождать, пока я напишу письмо?
- Десять минут у меня найдется, - ответил связник.
Штирлиц вырвал несколько страниц из записной книжки и, взяв самописку в левую руку, написал: "Здравствуй, любовь моя!"
Ты, любовь моя, извини,
Что я не писал:
Я за эти долгие дни
Очень уставал.
В каждом сне встречаюсь я с тобой,
Но обязан я продолжить бой,
Так что, я боюсь,
Скоро не вернусь.
Если скажут, что я был жесток, Слухам ты не верь.
Обходился я всегда как мог
Без больших потерь.
Если же я убивал людей,
То для счастья Родины своей.
Ты пойми, жена:
Это же война.
И теперь продолжу я вновь
Свой нелегкий труд.
В нем твои мне верность и любовь
Силы придадут.
Если трудно станет мне в борьбе,
То тогда я вспомню о тебе
И смогу опять битву продолжать.
"Мой поезд отходит через десять минут, - сказал связник, - пишите быстрее."
Штирлиц посмотрел на листок из записной книжки: "Здравствуй, любовь моя!" - это все, что он успел написать. Он скомкал свои листки и сказал: "Извините, что я задержал вас так сильно. Не стоит тащить это через три границы." Они попрощались и Штирлиц пошел к своей машине.
"Трудно будет, - подумал он. - Как выполнять задание, когда все косятся, спрашивают о здоровье Достоевского и просят научить играть на балалайке? Трудно будет, да кому сейчас легко?"
Штирлиц долго еще стоял у машины и курил. Он имел на это право, потому что он решил вернуться в Германию.
Гы-гы-гы.... люблю такие истории! 8-))
вроде небыло
ОПЕРАЦИЯ "ШНАПС" *
ПРОЛОГ
За окном стояла весна и рота красноармейцев.
Великий Учитель тихо отошел от окна, сурово посмотрел на
развалившегося в кресле Жукова и причмокнув спросил, надеясь на
положительный ответ:
-- Товарищ Жюков, вас еще не убили?
-- Нет, товарищ Сталин, -- радостно ответил маршал.
Сталин еще раз подошел к окну, c любопытством посмотрел
вниз, достал трубку и прищурившись сказал:
-- Тогда, дайте закурить!
Георгий Константинович немного помедлил, потом подумал:
"Давать или не давать? А если "давать", то что: "Беломор" или
"Герцеговину"? "Герцеговина" -- дороже!" -- и, решив, что
"Беломор" -- дешевле, вытащил пачку и протянул ее Сталину.
Генералиссимус подозрительно посмотрел на Жукова, взял
папиросу, разломал ее, забил трубку табаком, и, прикуривая,
поинтересовался:
-- А как там дела на Западном фронте?
-- На каком фронте? -- удивился Жуков.
-- Ах, да... -- задумчиво произнес главнокомандующий. -- А
как там чувствует себя господин Штирлиц? То есть, я хотел
сказать, товарищ Исаев?
-- Он много работает, -- сказал Жуков сдавленным голосом.
-- Это харошо... У меня для нэго есть новое задание.
А за окном стояла весна и рота красноармейцев.
ГЛАВА 1. ВЕСНА СОРОК ПЯТОГО
-- Господин Штирлиц!
-- Да, фрау Заурих!
-- Посмотрите на этот первый весенний цветочек!
-- Послушайте, фрау, бросьте, бросьте...
-- Зря вы так. Посмотрите! Какая прелесть!
-- Гадость!
-- А вам бы все тушенку, да водку!
-- Да, где она -- тушенка? В этой проклятой Германии не
то, что тушенки -- сала невозможно достать, -- пробурчал
Штирлиц, прищурившись от яркого весеннего солнца. -- Кстати,
дорогушечка, вы не могли бы достать хотя бы пару ящичков? Уж,
больно есть хочется!
-- Да где уж мне!
-- Да, сейчас весна сорок пятого, а не осень сорок
первого...
Штирлиц повторно прищурил глаза, посмотрел на небо так,
как будто видел его в последний раз и, одевая перчатки, резко
сказал:
-- Хватит, поехали!
-- Как жаль! А здесь так хорошо и красиво, -- уныло
пролепетала фрау Заурих и покорно пошла за Штирлицем.
-- Красиво там, где есть тушенка, -- пробурчал
штандартенфюрер. -- А есть она только в "Трех поросятах"...
-- В "Трех поросятах?"
-- Да... К вечеру там соберется веселая компания!
ГЛАВА 2. СКАНДАЛ В "ТРЕХ ПОРОСЯТАХ"
Полдень.
Кабачок "Три поросенка".
За одним из столиков -- Геббельс и Борман. Пьяные в
"доску".
-- Только Маркс -- истинный диалектик! -- орал Борман,
сотрясая своим голосом полки c водкой и самогоном.
-- Ваш Маркс, Борман -- жирная свинья, впрочем как и вы,
-- визжал Геббельс, истинный знаток трудов Ленина.
-- Что вы сказали? Повторите!
-- Что слышали!
-- Ах ты, жирная харя, ты c кем разговариваешь?
-- C жирной свиньей и скотиной, -- прошипел доктор
Геббельс.
Борман незаметно вздрогнул и ему показалось, что голова
Геббельса чертовски смахивает на голову кобры, готовой
броситься в атаку. Однако рейхсляйтер вовремя спохватился и
обеими руками схватил Геббельса за горло и принялся яростно
душить новоиспеченного защитника ленинских трудов. Геббельс,
извиваясь как урюпинская болотная гадюка, вырывался и кричал:
-- Только Ленин -- истинный диалектик!
Подбежавший официант, c явно воронежской физиономией,
убирая разбитые стекла и опрокинутые тарелки, шепнул Борману:
-- За яблочко, рейхсляйтер, за яблочко его!
-- Не учи меня душить, скотина! -- заорал Борман и ударил
несчастного кельнера в место чуть ниже пояса. От нестерпимой
боли бедный парень взвыл и на чистом русском языке заорал:
-- Фашистская сволочь и свинья!
Борман не обращал на него никакого внимания. Он весь был
прикован к горлу Геббельса. Несмотря на то, что рейхсляйтер
понял, что официант -- русский шпион, он воспользовался его
советом, в результате несчастный Геббельс уже не мог орать. И
кто знает, чем бы все это окончилось, если бы в дело не
вмешался штандартенфюрер CC фон Штирлиц...
Штирлиц, как всегда спокойный, вытащил из правого кармана
мундира свой любимый кастет, сжал его в правой руке так, что
его рязанская физиономия превратилась в рожу головореза
гестаповских застенков и направился к дерущимся. Через секунду
Борман даже не понял, почему вместо костлявого горла Геббельса
в его руках оказалась бутылка армянского коньяка и очень сильно
болело правое ухо, а сам он был далеко не за своим столиком...
Расправившись c Борманом, Штирлиц принялся мутузить Геббельса c
удвоенной силой опытного боксера киевского чемпионата по боксу.
Когда Штирлиц понял, что гений нацистской пропаганды может не
выдержать, он швырнул избитое тело за стойку бара откуда, кроме
грохота, послышалась отборная русская ругань c нежным,
украинским акцентом.
Неожиданно в кабачке появился Гитлер.
-- Что вы себе позволяете, штандартенфюрер, -- закричал
он, увидев окровавленные руки разведчика -- вы что сошли c ума?
Или белены, батенька, объелись? Вы на кого руки поднимаете?
-- Но, мой фюрер...
-- Молчать! Я вам запрещаю! Слышите, запрещаю говорить!
Как стоишь, гад, перед фюрером!?
После последних слов посетители кабачка вскочили и хором
заорали:
-- Хайль Гитлер!
-- То-то! -- Фюрер радостно заморгал глазками. -- Будете,
впредь, хотя бы замечать любимого фюрера. Распустились тут без
меня... Исаев, а что вы здесь делаете?
-- Простите, мой фюрер, я не понимаю, -- c физиономией
напакостившего школьника пробурчал штандартенфюрер.
-- Бросьте притворяться, И-са-ев, -- по слогам произнес
Гитлер. -- Ну да ладно, вы, я вижу, трезвый, в отличие от
избитых вами грязных свиней?
-- Мой фюрер...
-- Оставьте, товарищ, эпитеты и звания. Я тоже, как и вы,
трезв как стеклышко. Давайте выпьем! Официант! Бутылку водки,
банку тушенки и тарелочку супа. И быстро!
Они сели за столик и, как старые добрые друзья, принялись
болтать о погоде в Германии, Англии, Америке.., дойдя до России
Гитлер загадочно улыбнулся и, приблизившись к Штирлицу, шепотом
спросил:
-- А, что господин Бользен, московский климат мягче, чем
берлинский?
Штирлиц был непробиваем:
-- В Москве, мой фюрер, слишком холодно...
Его оборвал кельнер:
-- Ваш заказ, господа.
-- Ты как обслуживаешь, скотина?! -- заорал Штирлиц,
увидев, что кельнер засунул палец в тарелку c супом.
-- Простите, -- извиняясь, пролепетал официант. -- Палец
нарывает, и доктор рекомендовал держать его постоянно в тепле.
-- Свинья! В таком случае ты бы лучше заткнул его в свой
жирный зад! -- прокричал глава Третьего Рейха и вождь великой
Арийской расы.
-- Мой фюрер, я так и делаю, когда не обслуживаю клиентов.
Штирлиц встал. Достал любимый кастет и, схватив официанта
зашкирку, вмазал ему по физиономии c такой силой, что тот
вылетел из кабачка на улицу, разбив при этом изящную витрину.
"Что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?" -- подумал
Гитлер.
-- Не обращайте на него внимания, мой фюрер. Они здесь
совершенно освинели. Эти сволочи совершенно забыли, что здесь
им не сортир за десять пфеннигов и не народные магазины, --
вещал Штирлиц, глядя на Гитлера и заставляя его краснеть. --
Они забыли, мой фюрер, прежде всего самих себя.
-- Хороший удар! -- сказал Гитлер, приступая к супу.
Когда c супом было покончено, от тушенки осталась только
банка, а от водки бутылка, очнулись Борман и Геббельс.
-- Разрешите, мой фюрер, присоединиться к вам, --
проговорил рейхсляйтер Германии. -- Прошу прощения за мое
хамское поведение. Но доктор Геббельс совершенно не может
понять, что от меня сбежала моя любимая секретарша.
-- Причем тут секретарша? -- заурчал Геббельс. -- Мы c
вами были не согласны по принципиальным вопросам диалектики.
-- Оставьте ваши споры, господа и товарищи! -- остановил
их Гитлер. -- Водка и тушенка вас помирят. Кельнер, еще водки!
Еще тушенки!
Появившийся ниоткуда Мюллер, никого не спрашивая, сел за
столик, щелкнув пальцем, подозвал официанта, что-то шепнул ему
и, обратившись к Гитлеру, сказал:
-- Мой фюрер, мы перерыли весь Берлин, перекрыты все
основные магистрали и подъезды к городу, арестовано более пяти
тысяч человек, убит мой хороший друг и соратник по борьбе, на
ноги поднято все Гестапо и берлинская полиция, плюс ко всему
этому, я уже третьи сутки не спал...
-- Что все это значит, группенфюрер? -- вскричал
взбешенный фюрер.
-- Это значит, мой фюрер, что секретаршу Бормана до сих
пор найти не удалось! Вот.
-- Какую секретаршу Бормана? -- прохрипел Гитлер. -- И
причем здесь я?
-- Как! Я думал, что вы в курсе, мой фюрер! Об этом весь
Берлин знает!
-- Фюрер не обязан знать о всех пропавших секретаршах
Германии! -- воскликнул взбешенный Гитлер.
-- Успокойтесь, мой фюрер, еще немного и мы найдем ее, --
как ни в чем не бывало, продолжал Мюллер. -- Я бы просил вашего
согласия на разрешение подключить к поискам товарища Исаева, то
есть Штирлица -- c ним дело пойдет быстрее.
"Ну почему же я импотент?" -- безнадежно подумал Гитлер, а
вслух сказал: -- Да ради бога, только меня оставьте в покое, --
и вырвал на стол.
Неожиданно вскочил Геббельс и закричал тонким писклявым
голосом:
-- Эта жирная свинья ничего не может делать! Он даже
собственную секретаршу упустил!
Борман покраснел.
Штирлиц спокойно встал, достал из левого кармана кастет и
вмазал Геббельсу по физиономии и по почкам. Шеф пропаганды
свалился под стол и на него уже никто не обращал внимания, а
Борман, в благодарность, заказал для Штирлица еще одну бутылку
водки и банку тушенки.
Прошло тридцать минут и в кабачок нагрянули Шелленберг c
Холтофом.
-- Ну как? -- спросил Мюллер голосом коровы, не кормленной
третьи сутки.
-- Глухо, -- ответил Шелленберг голосом Мюллера.
-- Глухо, -- подтвердил Холтоф, подражая Шелленбергу.
Борман не выдержал и несчастный Холтоф получил страшной
силы удар по голове бутылкой французского коньяка.
-- Разгильдяи! -- c раздражением в голосе сказал
рейхсляйтер. -- Если к вечеру вы не найдете мою любимую Анхен,
к утру вы будете в казематах Мюллера, в местах, где воняют не
только носки!
-- Успокойся, Мартин, -- потирая руки, пробубнил в доску
пьяный Мюллер. -- За это дело теперь возьмется Штирлиц. Вы же
прекрасно знаете, что он прославлен у нас логикой и усердием.
-- Будем надеяться.
ГЛАВА 3. НОВОЕ ЗАДАНИЕ
"Юстас -- Алексу.
Гитлер доверил мне найти пропавшую секретаршу Бормана (она
же моя связная c Центром). Приступая к этому серьезному
заданию, прошу дополнительных санкций Центра на особые
полномочия в обращении c Катериной, которая оставила свой
боевой пост в трудную для нашей Родины минуту.
Юстас".
Штирлиц передавал эту шифровку третий раз. Ответа не было.
"Уснули они там что ли? -- думал он. -- Ведь сегодня далеко не
пятница!" И только поздно ночью он услышал долгожданные
позывные. Диктор говорил их четким и ровным голосом, смысл
которого понимал только он -- Юстас.
"Алекс -- Юстасу.
Юстас, вы -- осел. Козлова никуда не пропадала. Она
получила новое задание. Попробуйте связаться c ней через нашего
нового, присланного к вам агента. Оставьте в покое придурка
Гитлера. У нас для вас есть новое задание.
По нашим сведениям среди высших руководителей Рейха
ведутся подлые разговоры о поставке в CCCP крупной партии
шнапса. Вам необходимо выяснить:
1. Являются ли данные сведения -- дезинформацией;
2. Если это не дезинформация, выяснить, кто именно из
высших бонс ведет двойную игру c Москвой и водкой, т. e. c
шнапсом;
3. Наказать виновных.
Кроме этого, верните документы, пропавшие из сейфа Гитлера
-- люди волнуются...
Алекс".
Задание, полученное Штирлицем из Центра было сложным и
необычным. Сложным -- потому что он точно знал, что информацией
о такой крупной партии шнапса может владеть только Геббельс --
истинный знаток выпивки и украинской горилки; выходить же c ним
на контакт означало -- провал, так как после "Трех поросят"
Геббельс совершенно перестал c ним разговаривать. Необычным --
потому, что Штирлиц ненавидел шнапс (это знали и в Центре).
Штирлица сильно удивил, тот факт, что именно ему было поручено
такое секретное задание. И все эти обстоятельства, c которыми
можно было бы смириться осенью сорок первого, совершенно
выбивали его из сил весной сорок пятого, когда ему было глубоко
наплевать на все задания.
-- Они что, свихнулись там, что ли? -- сурово произнес
Максим Максимович. -- Ведь сейчас весна сорок пятого!
Кроме этого, Штирлица не на шутку встревожило, что Анхен
тоже получила задание, информацию о котором Штирлицу не
сообщили. "Стерва! -- подумал он. -- Как она могла? Продаться
этой жирной свинье! Убью!" Мысли не покидали его всю ночь. Но
утром, решив, что задание Центра важнее сексуальных инстинктов,
Штирлиц настроил рацию для вызова нового связного.
Шла весна сорок пятого...
ГЛАВА 4. МАРТИН РЕЙХСТАГОВИЧ БОРМАН
Вечером Геббельс получил письмо следующего содержания:
Мой друг!
Я вчера была в театре, где впервые увидела Вас! В этом
письме я не в силах передать Вам все мои чувства любви и
нежности, впитавшиеся в мою душу после Вашего выступления в
театре. Ваш нежный голос проник в меня до такой степени, что я
готова встретиться c Вами через неделю в 17.00 у
Бранденбургских ворот возле здания
"Берлинжилстройпроектсантехканализация" и передать Вам мою
любовь.
Искренне Ваша Марта Зюгерс.
Марта Зюгерс (она же Мария Сукина) была новой связной
Штирлица. Разведчик не нашел другого способа связаться c
Геббельсом, как написать ему это письмо. Это было рискованным
шагом, так как Марта была c Украины, и Геббельс мог бы это
пронюхать в любой момент. Последствия всего этого Штирлицу
представлялись довольно ужасными. Штирлиц понимал, что был на
грани провала. Делу мог помочь только Мартин Борман, c которым
у Штирлица были хорошие отношения. И полковник Исаев решил
записаться на прием к Борману, предварительно написав следующее
письмо:
Дорогой партайгеноссе!
Мне стало известно, из источников близких к журналистским
третьих стран, что за нашей спиной ведется двойная игра: в
Россию собираются поставить крупную партию шнапса. В этой
авантюре, в этом грязном деле участвуют представители высшего
командования, а также лица, известные не только мне, но и Вам,
что меня, как офицера Рейха и патриота Германии, не может не
волновать. Прошу помощи для обезвреживания врагов Рейха и
нации.
Штандартенфюрер CC, Ваш Штирлиц.
Борман был удивлен, что Штирлиц не ворвался к нему в
кабинет, как это он обычно делал, а записался на прием, как это
делают все честные немецкие граждане. "Значит, -- подумал
Борман, -- дело серьезное" Но так как Борман был мелким
пакостником, он решил продержать Штирлица в приемной ровно
столько, сколько не мог бы выдержать даже Кальтенбруннер.
Последствия этого не заставили себя ждать: взбешенный Штирлиц
выбил дверь и голосом загнанного зверя прохрипел:
-- Господин рейхсляйтер! Я не могу больше, как свинья,
ждать пока вы соизволите пообщаться c моей персоной, в то время
когда за нашей спиной идет двойная игра!
-- Успокойтесь, штандартенфюрер, прошу вас, садитесь, --
спокойно сказал Борман. -- Что вы имеете в виду под "двойной
игрой"?
Штирлиц привычным жестом смахнул со стула кнопки, сел и
положил на стол папку c письмом.
-- Что это? -- спросил мелкий пакостник.
-- Прочитай, узнаешь! -- грубо ответил Штирлиц.
Борман открыл папку и принялся за чтение письма. Читал он
долго... Долго, то ли от того, что не понимал смысла
написанного, то ли для того, чтобы подольше помутузить Штирлица
c ожиданием ответа.
Прошел час. Борман читал.
Прошло два часа. Борман читал. Штирлиц полез в карман за
кастетом.
Прошло два c половиной часа. Борман, синий от ударов,
хрипя и проклиная все на свете, лежал под столом, не в силах
подняться и вызвать охрану.
и вообше http://lib.udm.ru/lib/PROZA/LEONTIEW_B/sht-shnaps.txt
Пролог
За окном проехал танк без башни и машина с молоком.
Никита Сергеевич задумчиво почесал наморщенный лоб мыслителя и
крякнул, подтягивая сползшие на пол штаны. Его секретарь втихоря с большим
удовольствием повторил данный звук, и Великий Производитель Кукурузы
остался доволен.
- Хочется чевой-та... - жалобно протянул он, вытряхивая из карманов
вышитых штанов шелуху от семечек вместе с помятой брошюрой "Дагоним,
Абгоним, Перигоним и Выпьем", изданной газетой "Советский Спирт".
- Че, бухать бум, Никит Сергеич? - секретарь сгорал от нетерпения,
дрожа от предвкушения пол-литровой бутылки.
- Не-е... После вчерашнего похмелья башка булькает... - вождю явно
было нехорошо.
Секретарь грязно выругался и сглотнул слюну.
- Не вопи, - сказал Никита Сергеевич.
Повздыхав минут двадцать, он бросил зубочистку в окно и спросил:
- А че там деется у товаищча Исаева?
- А черт его знает...
- Это хорошо... - сказал Хрущев. - А че Берия?
- Сидит, - коротко ответил секретарь, злобно потирая руки и тирански
улыбаясь.
- Тож хорошо, - сказал Хрущев, обмакивая в чернильницу пальцы левой
руки и одновременно облизывая пальцы правой.
Секретарь с благоговейным интересом следил за его действиями.
- Ага, - сказал вождь, насытившись на халяву казенными чернилами. -
слушай, как тебя, давай посадим кого-нить?
- Давай, - секретарь вытащил из кармана обглоданный карандаш и
измятый клочок газеты "Кукуруза у свете решениев съезда дупетатов палаты
садоводов г. Анадыри".
- Пши, - сказал вождь, стукая ботинком по стенке. Стенка издавала
кряхтящие звуки и бросалась штукатуркой. Сидящие на крыше агенты ЦРУ
оглохли от шума, сделанного сдавленными потайными микрофонами.
- Пши, - повторил вождь, явно собираясь повторить данное побуждение
еще раза три. Секретарь терпеливо ковырял в носу, вытирая палец о фалды
пиджака. Не своего, естественно.
- Пши, - сказал вождь еще раз, томно закатывая глаза. Дырка в стенке
увеличивалась с заметной быстротой.
- Че псать? - секретарь вычистил нос и захотел заняться чем-нибудь
еще.
- Пши: "Список", - сказал Хрущев, вспоминая, что надо еще. - "...
сок", - секретарь старательно выводил непослушные и неуклюжие буквы.
- Пши: "Приказува... то есть не, прикузавы... вобщем, пиши, чтоб
арестовали этого... как его... ну, такой весь... с усами... то есть с
ушами... Исаева", во! - вождь был рад, что вспомнил через минуту, а не
через час. Жаловаться на склероз было рано.
- "... Исаева", - произведение удалось на славу, если не обращать
внимание на масляные пятна.
- Дай посмотреть, - попросил Хрущев. Секретарь скромно показал
листок. Хрущев позавидовал его способности красиво писать и так хорошо
выражаться, и мастер эпистолярного жанра понял, что следующий ордер на
арест придется выписывать себе самому.
- Ладно, грамотей, тащи в контору... - Хрущев посмотрел на него
исподлобья.
- Тащи-тащи, и чтоб не убег до завтрева!
Секретарь смачно плюнул на стенку и вышел из кабинета. Хрущев
посмотрел на его плевок, прицелился и тоже плюнул. Потом вытер оба плевка
рукавом вышитой рубашки и сказал:
- Никак все совейское, че портить...
А за окном проехал танк с башней и машина без молока.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Прошло пять с половиной лет с тех пор, как Штирлиц стал вождем в
Бразилии. Теперь он, а не Мюллер, был вождем, и все в колонии Третьего
Рейха подчинялись ему и благоговели перед ним. Штирлиц разъелся, по
вечерам пел непристойные песни и даже почти совсем забыл о Мировой
Революции.
В гарем теперь ходил он, каждый день и по многу раз, как получалось,
а Мюллер ходил кругами вокруг него и втихоря злился. Женщины Штирлица
уважали, а Мюллера нет.
Борман стал толстеть не по дням, а по часам, стал медленнее бегать и
был тяжел на подъем, но придумывал более ухищренные пакости. Появление
различных новейших достижений науки, техники и самогоноварения
подталкивало его совершенствовать свое мастерство, и теперь жертва,
зацепившаяся за невидимую веревочку, не падала, а притягивалась к дереву
посредством влияния сильного магнитного поля на металлические предметы в
своих карманах и ударялась током, ослеплялась вспышкой или оглушалась
сиреной.
Пастор Шлаг на халяву разжирел так, что уже не влезал в самую широкую
сутану, сделанную из чехла от танка Т-34. Борман злобно потешался над ним,
советуя носить другой чехол, от ракеты "Томагавк", и предлагал свою помощь
в его получении. Пастор деликатно отказывался.
Ежедневно утром два здоровых негра наполняли для смиренного
священника водой здоровое корыто, пускали туда ведро голодных пираней, и
пастор садился удить, взяв с собой пару бутербродов, потертую библию
времен гражданской войны и журнал "Play boy".
К вечеру он возвращался, не поймав, естественно, ничего, и читал
книгу "О вкусной и здоровой пище". Негры спускали воду из корыта и
выбрасывали хищных пираней в океан, забирая со дна перекушенные части
удочки, обгрызанную леску и консервные банки из-под тушенки, которые
кровожадные рыбы не могли переварить, несмотря на большие усилия. Банками
всех обеспечивал сам Штирлиц, так как отказаться от вкусной и здоровой
пищи, про которую читал пастор Шлаг, он был не в силах. Иногда полет банки
из окна сопровождался жужжащим консервным ножом и неприличным
ругательством. Если пастору счастливилось подслушивать под окном, то
помимо ругательств и рыганий он получал банкой по лбу и долго беззвучно
радовался, выпучив глаза. Пастор потирал лоб и повторял заклинание своего
покровителя, чем сильно стимулировал пищеварение у гогочущего Штирлица.
- Эй, пастор... - Штирлицу не хотелось драться, но обойтись без
профилактического мероприятия (мордобития) было нельзя.
- А? - Пастор, шевеля бровями, выполз из-под подоконника и уставился
на Штирлица добрыми честными глазами.
Увидев такой взгляд, Штирлиц немного смутился. Ему гораздо привычней
было видеть злобный оскал, или красочный фингал под глазом.
- Чего ты на меня так смотришь? - недоверчиво спросил он, на всякий
случай ощупывая в кармане браунинг с выцветшей дарственной надписью. - по
родине соскучился?
Шлаг на всякий случай пожал плечами и отвел взгляд. Штирлиц молча
бросил его красивым профессиональным пинком в клумбу. Пастор упал на
колючки кактуса и принялся стонать.
"Ностальгия", - догадался Штирлиц. - "Домой хочет"
Пастор застонал еще пронзительнее, с подвываниями.
Мимо него прошел Борман с чемоданом и удовлетворенно
чмокнул губами. Партайгеноссе думал, что пастор попал в его
хитроумную ловушку.
- А, Борман! Вот ты-то мне и нужен... - Штирлиц свесился с
подоконника и поманил испачканным тушенкой пальцем толстого Бормана.
Борман переложил чемодан из левой руки в правую и с опаской подошел к
Штирлицу.
- Штирлиц! Как солнышко ярко светит! - улыбаясь, сказал он, пытаясь
окончить разговор без фингала под глазом.
- Светит, - милостливо согласился Штирлиц. Легкая желтоватая мгла
окутывала низко повисшее небо.
"Парит - наверное, к дождю", - подумал пастор Шлаг.
- И твой портрет так хорошо висит, - сказал Борман, делая два шага к
отступлению и подхалимски улыбаясь.
Портрет, на котором был изображен Штирлиц с лицом мыслителя и с
банкой тушенки в руке, был слегка перекошен от ветра, но тем не менее
висел довольно ровно.
- Висит, - согласился Штирлиц, любуясь собой.
- Ну, я пойду... - Борман стал медленно отступать к фонтану со
скульптурой "Штирлиц, разрывающий пасть крупному зверю (медведю)".
- Я вот тебе щас пойду, - сказал Штирлиц. Его грозная рука смяла
пухлого Бормана в охапку. Партайгеноссе ойкнул и выпустил из рук чемодан,
тот упал на пастора и со скрежетом раскрылся. Куча бумаги выпала из него,
и Шлаг забарахтался в ней, как в проруби с ледяной водой.
Он только успел заметить, как Борман, голося о преданности Штирлицу,
исчез в окне, и как Штирлиц с боксерскими выдохами стал наносить ему
глухие удары.
Пастор, кряхтя, выбрался из горки бумажек и принялся вытаскивать их
из-под рясы. Его взгляд упал на надпись на бумажке, и он насторожился.
Надпись гласила:
"Листовка (бумажка). Просьба сначала прочитать, а потом от нее
закуривать.
Революционный народ порабощенной Бразилии!
Отечество в опасности! И всему виной - штандартенфюрер СС фон
Штирлиц! Он хочет пустить всю нашу любимую Бразилию на тушенку! И продать
ее в Россию, где по улицам толпами ходят медведи (злые) и даже кусаются
турникеты (в метро).
Не продадим нашу любимую Бразилию!
Кто хочет, может записываться в Комитет Спасения Бразилии под
руководством истинного патриота и коммуниста (партбилет No 17892048)
Мартина Бормана!"
"Что такое партбилет?", - подумал пастор Шлаг. - "И что об этом
подумает сам Штирлиц?"
Из окна с воплем о глубоком недовольстве вылетел Борман,
приземлившись рядом с раздумывающим пастором Шлагом.
- Черт, - плачущим голосом капризного ребенка сказал он. Пастор
перекрестился. - Противный Штирлиц! Что ему за охота драться каждый день?
- Это верно, - неуверенно протянул пастор, оглядываясь по сторонам.
Он знал, что со Штирлицем шутки плохи. - А скажи мне, Борман, что это за
Комитет Спасения Бразилии?
Борман забеспокоился. Он не знал, сразу ли Шлаг все расскажет
Штирлицу, или же чуть погодя.
- Пойдем отсюда, - сказал он, зная, что Штирлиц, несмотря даже на то,
что сейчас он громко храпит, может все подслушать и потом поставить под
глазом несколько синяков.
Они собрали бумажки в чемодан и ушли.
Едва два товарища по несчастью - Шлаг и Борман - изчезли за кустами,
из за ближайшего кактуса вылез Мюллер в панамке, но с хлыстом и в кирзовых
сапогах. Он, конечно же, все слышал и видел. Подойдя к торчащей из-под
ветки какого-то экзотического растения бумажке, он осторожно вынул ее и
прочитал.
Мастер по государственным переворотам и заговорам сразу же понял, что
к чему и привычно оценил силы сторон. С одной стороны были Борман со
своими веревочками и пастор с удочкой, а с другой - мощный кулак Штирлица.
Мюллер загнул три пальца на левой руке, два на правой, высморкался и полез
в окно к Штирлицу.
Штирлиц лежал на кровати, держа в одной руке газету "Советская
Бразилия", а в другой - банку тушенки и делал вид, что спит. Мюллер
осторожно снял сапоги и на четвереньках пополз к столу, на котором в форме
пятиконечной звезды были расставлены бутылки с водкой. Вытащив одну
бутылку из верхнего левого луча звезды, Мюллер запустил острые зубы в
пробку и с хлопком откупорил непослушную посудину. Глотнув из горлышка, он
почувствовал себя гораздо лучше и рыгнул. От знакомого звука Штирлиц
очнулся от мыслей о тушенке и сале и открыл один глаз. В углу комнаты
Мюллер пил водку из его запасов.
- Чего ты там копошишься? - Штирлиц недовольно заворочался и со
скрежетом почесал ногу.
- Беда, Штирлиц, заговор... - Мюллер набил рот бутербродом с ливерной
колбасой и показал Штирлицу листовку Бормана.
- Так что же, заговор плетет Борман? - Штирлиц был о нем худшего
мнения. Мюллер утвердительно закачал головой и отправил в рот второй
бутерброд.
- Чхал я на его заговор, - сказал Штирлиц, отобрал третий бутерброд и
бросил Мюллера в окно.
Приземливись в уже знакомой им всем клумбе, Мюллер чихнул и обиженно
протянул:
- Никто меня не любит... И по голове меня, и картошку чистить меня...
Он поправил панамку, с любовью отцепил от нее налипший репей и
поплелся в ту сторону, куда ушли Борман и пастор Шлаг.
Напрасно Штирлиц так пренебрежительно относился к козням мелкого
пакостника. Борман разбросал свои листовки по всей колонии Третьего Рейха,
и к вечеру около его жилища собраалсь толпа равнодушных негров послушать
очередного революционера. В прошлый раз революционер понравился только
каннибалам с прибрежных островов. Они его и съели.
- Друзья мои! - Борман, стоя на импровизированной трибуне, размахивал
испачканным носовым платком и делал как можно более приветливое лицо.
Негры смотрели на него как можно более равнодушней и дали тем самым
понять, что тамбовские волки Борману друзья.
Борман надрывался, обещал, угрожал, но равнодушное население
порабощенной Бразилии отнеслось к нему с непониманием.
Борман бросил платок на запыленную землю, плюнул и спустился с
трибуны.
Делу решил помочь пастор Шлаг. Задрав ногу, он забрался на трибуну и
сказал, не надеясь, впрочем, что найдет понимание:
- Кто женщину хочет?
Негры оживленно вскочили и зарычали. Пастор подумал, что сказал
что-то неправильное, и попытался улизнуть, но его поймали.
- Где она? - нетерпеливо спросил толстый бородатый мулат, поигрывая
остро отточенным мачете и переливающимися бицепсами.
- К-кто она? - заикаясь, спросил пастор.
- Та фемина, про которую ты говорил, - мулат с сомнением посмотрел на
пастора, щелкнул языком и стал поигрывать мачете еще ужасней.
- Так все женщины в гареме у Штирлица, - завизжал пастор Шлаг,
пытаясь вырваться из крепких волосатых рук, держащих его за ноги, за руки
и за два-три волоска на тщедушной лысине.
- А зачем этому кабальо столько фемин? - задумался мулат. Данный
вопрос много раз задавал себе Борман, когда видел, как пастор Шлаг носится
за его секретаршами.
Мулат уронил мачете себе на ногу. После этого он радостно прыгал
около двадцати минут, пока его не отбросили.
- Вот видите, - с вожделением начал Борман, решив взять власть в свои
руки. - Штирлиц, эта противная русская свинья, забрал себе всех наших
женщин...
Борман говорил и говорил, не чувствуя, как мощная рука поднимает его
за воротник.
- Кто свинья? - спросил глухой, до боли в носу знакомый Борману
голос, эхом перекатываясь по контейнерам с сахарным тростником.
Негры притихли. Борман оскорбил еще пару раз Штирлица, сказал пару
недобрых слов про тушенку, и тут сильная рука бросила его в джунгли.
"Разве я что-то не так сказал?" - задумался Борман, приземлившись в
самые крупные заросли колючек. Вскоре он понял, что глубоко ошибался.
Штирлиц, поднявшись на трибуну, рыгнул и сказал:
- А теперь все пшли домой... А кто не все, того я отвыкну Бормана
слушать...
Негры притихли и разошлись. Непоколебимый авторитет Штирлица
покачнулся. Штирлиц, тем не менее, этого не понимал.
* * *
- Эй, ты, в шапке, подь, - Никита Сергеевич ласково подозвал Лысенко.
- Че? - Лысенко подошел поближе и снял шапку.
- Как там кукуруза? - Хрущев плюнул на пол и притянул поближе
засиженную мухами тарелку с бутербродами.
- Растеть, - Лысенко обнажил рот с несвежими черными зубами и заржал
чему-то своему.
- Это хорошо, - сказал Хрушев. - А этого... как его?... Штирлица
посадили?
- Та не знаю я, - нараспев сказал Лысенко и надел шапку.
- Дурень ты, - сказал Никита Сергеевич, - Ты этот... арогном, во,
значит, все должен знать! Узнай и доложи...
- Кому? - переспросил обалдевший Лысенко, чувствуя, что он и правда
дурень.
- Ну, кому-нибудь, - сказал Хрущев, смачно засовывая палец в нос.
* * *
На захват Штирлица был отправлен специальный Отряд Милиции Особого
Назначения из восьми человек. Во главе отряда стоял майор, имени которого
никто не знал.
- Не завидую я этому... как его?... Штирлицу, - радостно, как
настоящий мелкий пакостник, сказал сектретарь Никиты Сергеевича.
Он не знал, что не он, а Штирлиц имел все основания не завидовать
ему.
- Как тебя? - Никита Сергеевич стоял в дверях, - Иди-ка сюда, вон за
тобой пришли... - глаза Генерального Секретаря светились победным
торжеством. За дверью, вытягивая шеи, стояли сотрудники КГБ и в нетерпении
поигрывали пистолетами.
"Main Gott, Пришли... А я так и не передал последнюю шифровку", -
подумал секретарь. Он бросил на пол подаренный любимым фюрером шмайссер,
который носил за пазухой, и, закатив глаза, вышел из кабинета.
Никита Сергеевич торжествовал. Так ненавистный ему интиллегент был
повержен и отправлен в лагеря.
- Не боись, - сам себе сказал вождь, потирая короткие потные руки.
* * *
Штирлиц негодовал. Он ожидал от Бормана любых веревочек, даже
пенькового каната, но таких пакостей он ожидать не мог.
Русский разведчик скорчил презрительное лицо и с негодованием и
размахом бросил банку тушенки об стенку.
Коровий жир медленно растекался по обоям в красно-желтый цветочек.
- Скоты! - Штирлиц врезал об стенку второй банкой. Это относилось уже
к Мюллеру и пастору Шлагу. Пастор, сидящий под окном с первой в жизни
пойманной рыбиной (ничего, что дохлой), съежился.
- Уроды! - от удара третьей банки стена треснула. Борман,
подслушивавший с другой стороны, с визгом умчался.
"Пора смываться", - подумал Штирлиц. - "Кругом люди этой толстой
свиньи. А в конце-то концов, Штирлиц я или не Штирлиц?"
Как всегда после проведения блистательной операции, Штирлиц горел на
мелочах. Конкретно в данный момент он не мог решить, куда бы ему
смотаться.
В родную Россию почему-то не хотелось. Возможно, причиной такого
недовольства любимой родиной стала листовка Бормана. Тем более, Штирлиц не
знал, что за новый зверь появился за время его отсутствия, и как он может
кусаться.
Штирлиц закурил "Беломорину" и решил податься в Штаты. Он не знал,
где они находятся, но видел раза два ихнюю валюту (один раз у Канариса, а
другой - у Шелленберга). Доллар Штирлицу понравился.
"Интересно, где находятся СыШыА?", - подумал Штирлиц. Глобус Украины,
подаренный Геббельсом, не смог дать ответа на данный риторический вопрос.
Русский разведчик выглянул в окно и заметил лысину Бормана, блестящую от
вечерней дымки.
- Борман, иди сюда, - голос Штирлица не допускал возражений.
- Драться будешь, Штирлиц? - Борман знал, что от русского разведчика
невозможно скрыться. Шансов пять у него было - из-за угла, ни о чем не
подозревая, показался пастор Шлаг, мурлыкая под нос "мы, пионеры, дети
рабочих".
- Пастор тебе не поможет, - обобщающе сказал Штириц, но Борман,
показав розовый детский язычок, исчез.
- А, черт, - выругался Штирлиц. - Эй, пастор, поди-ка сюда!
Пастор задрожал, но все-таки подошел.
- Слушай, ты, толстый, может быть, ты знаешь, где эта чертова
Америка?
- А... в... в... - пастор, дрожа, сделал идиотскую рожу и пробормотал
что-то непонятное.
- Понятно, можешь проваливать, - сказал Штирлиц, занося ногу для
выбрасывающего пинка.
"Нет, ну все самому!", - раздраженно подумал русский разведчик.
Добавлено в ту же минуту:
ГЛАВА ВТОРАЯ
В районном центре (как его называли Штирлиц и Мюллер) Пуэрто-Дубинос
Штирлиц быстро нашел туристическое агенство. Роскошная контора с голой
женщиной на плакате, под которым мерно храпел сам хозяин заведения,
привлекала всех своей пустотой и прохладой.
Штирлиц, поправив только что вымененный на шесть банок тушенки черный
пиджак, открыл дверь и хотел высморкаться, но в носу было сухо, как с
бочке с сухарями. Штирлиц выругался и вошел внутрь.
- Эй, хозяин! - позвал он, одновременно освобождая стол данного
заведения от завалявшихся там мелких предметов.
- Слушаю Вас, товарищ Штирлиц, - хозяин, небритый и с заплывшими от
жира глазами вылез откуда-то из-под стола и дыхнул в лицо русскому
разведчику запахом перегара от вчерашнего одеколона "Победа".
- Вот что, - сказал Штирлиц, воротя лицо, - Ты мне билет на курорт, в
Штаты обеспечь, да побыстрей, а то я, ты знаешь, в гневе люблю драться
ногами...
- Понял, товарищ Штирлиц, - сказал хозяин туристического агенства,
доставая из кармана огрызок карандаша "Конструктор 2М".
Он нашел в столе незаполненный билет и спросил:
- Вам сегодня или потом?
- Сегодня, - категорично сказал Штирлиц. - Знаю я ваши потом. От вас
потом и вилки от тушенки не дождешься.
- Тогда сегодня, сказал хозяин, вписывая в билет:
"Имя - товарищ Штирлиц.
Фамилия - не знаю, наверное, тоже товарищ Штирлиц.
Место отправления - Пуэрто-Дубинос.
Место прибытия - Вашингтон, Д.С.
Количество багажа - очень много банок тушенки."
При упоминании тушенки владельца туристического агенства перекосило и
он плюнул себе на лапоть.
- Прекрасно, - сказал Штирлиц, вырывая у него билет.
- Э, постойте, товарищ Штирлиц, а деньги?
- Я вот тебе щас дам деньги, - в этом хозяин туристического агенства
никогда не сомневался.
Вытерев через полчаса окровавленный нос, он подумал:
"Ничего, все равно же катастрофы каждый день. "
- Послушай, Штирлиц, не желаешь ли развлечься? - перед Штирлицем
стояла дама в мини-юбке, легко поигрывая чем-то длинным и резиновым.
- Желаю, - сказал Штирлиц весьма галантно и взял ее за талию.
- У тебя или у меня? - спросила дама, вырываясь из слюнявого,
пахнущего тушенкой поцелуя.
- Сначала давай у меня, потом у тебя, а потом где-нибудь еще, -
Штирлиц, несмотря на то, что ему было некогда, всегда находил время на
очаровательных дам.
- В парке не буду, - сказала дама, показывая два ряда ослепительно
блистающих зубов.
- Я тоже не буду, - сказал Штирлиц, нежно и с легким скрипением валя
ее на скамейку.
Дама дала ему пощечину, размазала по лбу фиолетовую губную помаду в
желтую полосочку, вырвалась и убежала. Штирлиц стер помаду и нахмурился.
Так плохо к русскому разведчику еще никто не относился.
"Тут чувствуются проделки этой толстой свиньи - вот только какой -
Бормана или пастора?" - подумал Штирлиц.
Вырвав цветок из клумбы, он воткнул его в петлицу своего, уже немного
помятого костюма.
До начала рейса оставалось сорок минут.
Аэропорт Штирлиц нашел не сразу. Войдя внутрь, он подошел к
очаровательной негритянке в авиационной форме и издалека показал билет.
- Ах, это Вы, товарищ Штирлиц! - нежно воскликнула негритянка
каким-то очень знакомым голосом.
- Да, это я, - сказал Штирлиц, весьма довольный.
- Давайте Ваш билет до Вашингтона, - сказала негритянка.
Штирлиц не мог узнать английского агента, так как после шутки с
газовой камерой тот никак не мог отмыть черные пятна на лбу и на носу.
Пришлось покраситься гуталином в черный цвет, и английский агент
радовался, что Штирлиц не узнал его.
- Пожалуйста, проходите на посадку, - сказал английский агент,
поднимая шкуру от тигра и показывая обшарпанный самолет со множеством
выбоин на корпусе в конце взлетной полосы.
- Это что? - русский разведчик был неприятно удивлен.
- Это самолет компании "Дуос Кретинос и сыновья", а что такое?
- Какой такой самолет кретина, что это за корыто?
- Да ладно Вам, товарищ Штирлиц, Муму пороть, - сказал кто-то из-за
занавески.
Штирлиц почему-то успокоился и пошел к самолету.
Все подумали, что самолет ему понравился, на самом же деле Штирлиц
подумал, что нечего выпендриваться, раз билет на халяву.
Внутри было тихо, темно и пахло туалетом.
Штирлиц сел на первое попавшееся место и хотел задремать, но место
икнуло и сказало:
- Милейший, вы же на меня сели!
- В самом деле? - Штирлиц пощупал под задом и нашел там тщедушного
старичка в спортивном костюме. Он вытащил его из-под себя, посадил в
кресло рядом и пристегнул ремнем, чтобы не выпал.
- Вот так, молодой человек, - сказал старичок, поправляя заплетенные
в узелок ноги.
- Да, - сказал Штирлиц, и плюнул на пол: - Заразы!
- Это вы кого имеете в виду? - живо поинтересовался старичок.
- Бормана я имею в виду, - сказал Штирлиц и исподлобья посмотрел на
старичка.
- Хе! - сказал тот, после чего всю дорогу не сказал ни слова.
Самолет компании "Дуос Кретинос и сыновья" попался никудышный.
Пролетев сто километров, пилот напился, и чувствовал себя хреново. Самолет
качался и в салоне плохо пахло. Штирлиц нервничал. Он знал, что от пьяных
пилотов можно ожидать любых паскостей почище, чем от Бормана.
Наконец через некоторое время полета внизу показалась статуя Свободы,
окутанная вечерней дымкой.
* * *
Товарищ Хрущев сидел в кресле, положив ноги на лежащую на столе
газету "Советская Россия". Перед ним лежала распечатанная телеграмма,
гласившая:
"Сообщаем,
что известный Вам товарищ Исаев отбыл вчера из Бразилии в неизвестном
нам направлении."
- Растяпы! - Никита Сергеевич бросил ботинок о стенку. Ботинок
крякнул и прекратил свое существование. - Козлы! - второй бониток ударился
о стенку и упал рядом с первым. - Всех посажу! - и первый носок упал рядом
со вторым ботинком.
Никита Сергеевич в гневе сполз с кровати и принял полный стакан
самогона.
* * *
- Уважаемые пассажиры, наш самолет приземлился в аэропорту города
Вашингтон, желаем вам приятного пути, а теперь все пшли отсюда, - молодая
стюардесса с крутыми бедрами совершенно неласково выпроводила всех из
самолета и заперла его на амбарный замок.
- Когда с Вами можно будет встретиться? - нетерпеливо поинтересовался
Штирлиц.
- Как вы смеете, я мужу скажу! - возмутилась стюардесса.
- Мужу я сам скажу, если хотите, - пообещал Штирлиц. - Так когда?
- Шли бы Вы, товарищ Штирлиц... - предложила стюардесса и назвала
место, в которое нужно идти.
- Грубиянка, - резюмировал русский разведчик и отправился в
пристегнутый к самолету "рукав".
Сразу же после рукава Штирлиц заметил два коридора - направо и
налево. Он почесал за ухом и пошел в левый коридор, катя перед собой
тележку с чемоданами.
Внезапно Штирлиц почувствовал, что слабые, но цепкие руки затаскивают
его куда-то налево, разрывая фалды пиджака. Штирлиц удивился и лягнул
ногой кого-то сзади. Раздалось всхлипывание, и кто-то сказал на чистом
русском языке, противно шепелявя:
- Отдавай коселек, шволось!
- Я тебе дам кошелек, - сказал Штирлиц, поднимая нахала, обросшего,
как казалось, темной шерстью и воняющего помойкой, повыше. - Во-первых, я
тебе не кошелек, а в морду дам, но это все во-вторых. Я русский разведчик
Исаев, и не позволю всякой американской свин... ба, да это же Шелленберг!
Шелленберг, обросший до неузнаваемости и изрядно похудевший, узнал
Штирлица раньше, и принялся радостно подвывать, несмотря на ушибленную об
стенку при падении ногу.
- Вальтер... - сказал Штирлиц, готовясь прочитать назидательную речь.
- до чего же ты опустился!
- Да вот, - сказал Шелленберг, явно показывая широкую прореху в
верхнем ряду нечищенных зубов. - Живем мы тут плохо.
- "Мы" - это кто? - удивился Штирлиц.
- Это я и Айшман, - сказал Шелленберг.
- Как! Вас отпустили? - Штирлиц наверняка знал, что на Лубянке можно
задержаться надолго.
- Ага... Мы шебя вели плохо, - радостно сказал Шелленберг.
- Это хорошо, что плохо, - сказал Штирлиц, весьма довольный. Он был
доволен, что есть хоть кто-то, кому можно будет для профилактики бить
морду.
- А где ты живешь? - поинтересовался он.
- Где... где придетшя, - обреченно сказал Шелленберг.
- А Айсман где?
- В баре прохлаждаетшя, - Шелленберг потрогал явный синяк под левым
глазом.
- Ладно, - сказал Штирлиц, принимая решительный вид. - Я поставлю вас
на ноги!
- Лушше доллар дай, - попросил Шелленберг.
- Зачем тебе доллар? - медленно философски изрек Штирлиц.
- А! - сказал Шелленберг, делая вид, что он понимает больше, чем
Штирлиц. - Жа доллар можно женфину купить!
- Женщину?! Это хорошо! - сказал Штирлиц, похрустывая пачкой
стодолларовых бумажек, нарисованных одним его знакомым в Бразилии.
- Пофли купим по парофке, - предложил Шелленберг, глядя на заветную
пачку.
- Нет, бабы потом, - сказал Штирлиц озабоченно. - Пойдем Айсмана
найдем.
- Жашем нам Айшман... - засопротивлялся Шелленберг, - от него же одни
убытки...
- Какие убытки? - Штирлиц обожал истории о финансовых махинациях.
- Пофли, рашшкажу, - сказал Шелленберг, выводя Штирлица из аэропорта.
За ними устремился полицейский.
- Ну так вот, - начал бывший шеф Штирлица, - Я вфера достал пять
долларов. Эта свинья Айшман жабрал их и вот теперь напилшя... Пофли в бар,
фде он фидит.
В баре играла неизвестная никому музыка, состоящая из хаотичных
ударов по чему-то деревянному и металлическому.
Айсман сидел за крайним столиком и выл от удовольствия. Его повязка
на левый глаз сползла. Закрытый обычно глаз смотрел по сторонам, чего бы
стянуть, как локатор. Неожиданно глаз выпучился. В дверях показался
Штирлиц в черном костюме, с цветком в петлице, и с Шелленбергом под
мышкой.
"Рассказал... Все рассказал", - мелькнуло в мозгу Айсмана. Шелленберг
соврал Штирлицу - с Лубянки их никто не выгонял за плохое поведение. Они
удрали, когда находились на лесозаготовках на Чукотке, где только и
делали, что ничего не делали. Айсман сразу протрезвел и сполз на пол.
- Айсман! - радостно сказал Штирлиц.
- Штирлиц, - неприветливо пробурчал Айсман, стоя под столом на
четвереньках.
- Не злись, Айсман, я же ненарочно, мне долг приказывал. - Штирлиц
вспомнил похождения с мнимым баром на Кубе.
"Кто это - Долг?" - удивился Айсман.
- Ты про что это? - спросил он, высунувшись из-под стола.
- Да так, к слову пришлось, - сказал Штирлиц. - как живешь без меня?
- Плохо, - сказал Айсман и икнул. - Женщин нет, растительности нет,
кефира нет, Бормана нет, дешевых туалетов нет, "Беломора" нет, вина нет,
пива нет, самогона нет, даже горилка отсутствует, жить негде.
- Это хорошо, - сказал Штирлиц. - А где жить, мы уж как-нибудь
найдем.
Добавлено через 1 минуту:
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Нельзя сказать, чтобы ферма Джона Вейна процветала. Скорее, она не
процветала, а даже совсем наоборот. Все хозяйство Вейна, корова,
автомобиль "Паккард", никогда не бывший на ходу и четыре тощие курицы,
пришло в запустение и было заложено в ломбард.
Поэтому, когда Штирлиц появился на его ферме, Вейн принял его за
судебного исполнителя и треснул его оглоблей по голове.
- Больно же, - сказал Штирлиц.
Вейн удивился.
- Чего надо, motherfucker? - грубо спросил он.
- А чего ты ругаешься? - обиделся Штирлиц. - Человек пришел по делу,
хочет тебе бизнес предложить, а ты его палкой...
- Какое дело? - живо среагировал Вейн, доставая из шкафа запыленную
бутыль с самогоном.
- Мы у тебя поживем, будем хорошо платить, а ты помалкивай и не
задавай глупых вопросов.
- Банк грабить будете? - тут же спросил Вейн, делая интонацию на
последнем слове.
- Посмотрим, - сказал Штирлиц, вручая Вейну банкноту в 100 долларов.
Тот почти что совсем офигел.
- Слушай, Джоанна, тут пришел какой-то сумасшедший..., - начал он.
- Не сумасшедший, а товарищ Штирлиц, - сказал Айсман, входя с большим
чемоданом в руках.
- ... и дал мне сто долларов...
- Много - мы можем вжять шдачу, - сказал Шелленберг, также появляясь
в дверях.
- Чего надо? - заученно спросил Вейн.
- Мы здесь жить будем, - сказал Айсман голосом, категорически не
допускающим никаких возражений. - Мы от товарища Штирлица.
- А, от этого, - сказал Вейн. - Ну, живите...
Айсман предполагал, что жизнь у Вейна будет приятной и легкой. Вейн
тоже считал, что наличие двух здоровых бездельников избавит его от хлопот,
поэтому в день прибытия заставил Айсмана и Шелленберга вспахать вручную
сорок акров. К вечеру Айсман и Шелленберг уже продумывали план побега. Они
заспорили чересчур громко, Вейн вмешался и на всякий случай посадил обоих
под замок.
Когда Штирлиц ехал к Вейну на свежеотремонтированном "Паккарде", два
друга скандировали, просунув головы между реек оконной рамы амбара:
- Са-атрап, са-атрап!
- Это вы кому? - хмуро спросил Штирлиц, засучивая левый рукав. Оба
исчезли в амбаре, появился Вейн.
- Это они мне, - сказал он и пояснил: - Работать не хотят.
- В зуб, - коротко пообещал Штирлиц, вертя в руке юбилейный кастет на
цепочке.
- Пойдемте, выпьем, товарищ Штирлиц, - засуетился Вейн, ходя вокруг
русского разведчика кругами.
- Пошли, - согласился Штирлиц.
Из окна амбара показалась морда Шелленберга.
- Шатрап! - крикнул он и исчез.
- По-моему, это он мне, - сказал Штирлиц хмуро и полез в амбар. Там
раздалась глухая возня, удары, и русский разведчик вылез, весьма
удовлетворенный.
- Теперь пошли, - сказал он, доставая из кармана бутылку
"Смирновской".
- Ага, - сказал Вейн, и собутыльники удалились.
- Шкотина, - глухо сказал Шелленберг, потирая ушибленный нос. - Мы
вот ему покажем...
- Покажем, покажем, - согласился Айсман, с беспокойством оглядываясь
по сторонам.
В доме Вейна загорелась керосиновая лампа. Через полчаса оттуда
раздались пьяные голоса:
"Вихри враждебные веют над нами-и-и-и...,
Темные силы нас зло-о-о-бно гнету-у-ут..."
Еще через полчаса все стихло, и дремлющую в густой темноте ферму
потрясли звуки мощнейшего храпа.
- Штирлиц, - утвердительно сказал Айсман, перетряхивая слипшуюся,
почему-то сырую солому. Ему не ответили. Айсман позвал Шелленберга, но
потом огляделся и заметил дырку в стене. Попытавшись пролезть в нее, он
застрял и таким образом провел ночь.
* * *
В это время в Бразилии, в колонии Третьего Рейха, проходил ночной
допрос. Майор с неизвестной фамилией, развалившись в плетеном кресле,
допрашивал пастора Шлага.
Говорить пастору помогали два ОМОН'овца, путем ударов по животу и
голове. Пастор вопил, но не признавался. И не потому, что был такой
стойкий. Просто он ничегошеньки не знал.
- Ничего, расскажешь, - обещал майор, почесывая под кителем набитый
бараниной живот.
- Ничего не знаю, - стойко отвечал пастор на каждый удар по животу. К
ударам по голове он произносил междометие "Ай" и плевался на пол (совсем,
как Штирлиц).
- Ладно, - сказал майор, вынув их ушей вату. - Тащите другого...
потолще.
- Я здесь! - Борман появился, как всегда, внезапно, и встал перед
майором. Тот любил, когда ему подчинялись непрекословно, как девочки в
баре.
- Где Исаев? - спросил майор, делая грозное лицо.
- Тю-тю, - сказал Борман, делая покачивания руками, как крыльями. От
такого опасного для окружающих движения пол скоро был усыпан толстым слоем
веревочек и гвоздей.
- Я тебе дам "тю-тю"! - заорал майор. - Говори по человечески, а то
как дам... в нос...
- Улетел Исаев, - сказал Борман, радуясь, что пакость, похоже,
пройдет безнаказанно. - В Америку подался...
- Гм, - важно сказал майор. - Америка - это не наша юрисперден... то
есть мы туда не поедем.
- Вот и я говорю - "тю-тю", - сказал Борман, садясь на пол рядом с
майором. Майор вскочил, так как тонкая, но очень острая булавка впилась
ему в зад и заорал:
- Встать! Молчать! Кругом! Равнение налево! Ружье на плечо! Воздух!
А-а-а-а!
Борман тихо отполз в угол и сидел там с хронометром, считая секунды,
нужные майору для успокоения. Новый препарат для возбуждения, похоже,
должен был стать очередной яркой страницей в его деятельности.
- Тридцать семь секунд, - сказал он наконец, втайне радуясь такому
замечательному рекорду.
И тут же последовал легкий, но умеренный пинок.
* * *
Утром Штирлиц проснулся от мычания коровы в хлеву.
"Деревня", - подумал он, доставая из-под подушки стакан. - "Как же я
сюда попал? Черт, как после вчерашнего башка трещит..."
Бутыль из-под "Смирновской" была угнетающе пуста. Штирлица
перекосило. Бутыль с самогоном отдавала мазутом. Штирлиц зажал нос и
хлебнул. Внутри живота забулькало и зашипело. Русский разведчик пустил
желтовато-сероватую слюну на стенку и выскочил во двор.
Из стенки амбара торчала чья-то голова. Штирлиц пригляделся и узнал
Айсмана.
- А я застрял, Штирлиц! - радостно сказал тот, от нечего делать
колотя затылком по стене.
- А где Шелленберг? - живо поинтересовался Штирлиц, собираясь
нахмуриться и серьезно повеселиться.
- Смылся, - сказал Айсман. - он же не такой толстый. - И он
самодовольно задвигал животом.
Штирлиц выругался и стал заводить "Паккард". Из дома показался Вейн в
кальсонах, сделанных из мешка, с надписью "The United States of America.
Genuine Condoms".
- Водки привези, - дрожащим голосом попросил он, со скрежетом
почесывая распухшую небритую рожу.
Шелленберг убежал недалеко. За рекой его поймали грабители и раздели
почти-что догола. Шелленберг плакал и матерился на родном языке
(по-английски). Штирлиц успокаивал. Потом посадил в "Паккард" и повез
обратно.
- Не поеду к этому шатрапу! - завизжал Шелленберг. - Он на нас пахать
хошет.
- Он больше не будет, - пообещал Штирлиц, - я ему в морду дам, он
меня знает.
- Не верю, - сказал Шелленберг и тут же, получив подзатыльник, больно
прикусил язык.
Вейн стоял на крыльце дома. Лицо его было озабочено.
- Штирлиц, у нас гости, - сказал он, указывая подбородком на Отряд
Милиции Особого Назначения, засевший в стогу соломы. Руки были заняты
наручниками.
- Чего надо? - неласково спросил Штирлиц, нащупывая в кармане, под
шелковой подкладкой, холодную и увесистую гранату.
- Сдавайся, Исаев, - сказал майор, не имеющий фамилию. - А то мы тебя
возьмем приступом и больно накажем.
- Попробуйте, - вызывающе сказал Штирлиц, вынимая гранату. Омон'овцы
попятились.
"Сейчас будет очень хорошая драка", - подумал Шелленберг. Он, как
всегда, не ошибался. Граната с отсутствующими внутренностями, но набитая
именным свинцом, ловко плясала по пустым головам ОМОН'овцев и лично по
голове бесфамильного майора, извлекая из нее звуки пустой бутылки и
подозрительные по тембру звуки.
- Я тебе накажу..., - шипел Штирлиц, колотя гранатой по его голове.
Майор ужасающе выл.
Айсман и Шелленберг с трудом оторвали бушующего Штирлица от стонущего
и слабо, но четко матерящегося майора.
Отряд Милиции Особого Назначения в панике разбежался по всей округе.
Майор остался.
- Дать бы тебе еще пару раз по морде, - сообщил Штирлиц свое желание
майору. Айсман услужливо суетился около Штирлица, поправляя испорченную
потасовкой внешность йодом.
- Жа фто? - поинтересовался Шелленберг.
- Сначала врежем, потом решим, - сказал Штирлиц, вытирая руки об полы
пиджака. Кулак его левой руки покрывали три свежие ссадины от зубов майора
и один синяк от удара по голове. Мыслящий агрегат у майора был пустой, но
твердый, как пустая бутылка из славной местности Шампань.
- Ну, - сказал майор, с трудом вращая заплывшими челюстями, - теперь,
Штирлиц, тебя точно расстреляют через повешение.
- Когда пымают, - сказал Айсман и тут же получил свежий подзатыльник.
Подзатыльники у Штирлица не залеживались.
- А ведь правда, расстреляют, - сказал, подумав, Айсман. - И нас
вместе с ним, - добавил он вполголоса и тоже был наделен таким же свежим
подзатыльником. Штирлиц не любил мрачные мысли и предпочитал изгонять их
при помощи водки, тушенки и милых радисток.
Из дома вышел Вейн в новых кальсонах с другой надписью: "Дорогому
товарищу Вейну от дорогого товарища Штирлица ко дню взятия села Улюль-муму
под озером Хасаном (Китай)". Надпись получилась длинная и неровная, но
умная.
Вейн потирал руки, нывшие от наручников. Бензопила "Дружба"
модификации "народов Африки" пилила даже вороненую сталь.
- Чего это он? - спросил Вейн, продолжая потирать руки.
- Он дерется, - сказал Шелленберг.
- Ну, и вы ему дайте, - посоветовал Вейн.
Штирлиц с воплем "сволочь, скотина" бросился на майора и стал бить по
потной морде. Он развеселился не на шутку. Русского разведчика не сразу
оторвали от дважды избитого майора. Майор удивленно вращал глазами и
плевался. Красивый синяк под глазом размером восемь на двенадцать
сантиметров светился победным торжеством.
Штирлиц кипел от злости. Он считал себя неприкосновенным русским
разведчиком, много раз Героем Советского Союза и вообще почетным членом
Политбюро ЦК КПСС. Лауреат приведенных званий не мог предположить, чтобы
толстая свинья в вышитой рубашке, обожравшись кукурузы, решила арестовать
его, самого любимого товарища Штирлица.
- Слушай, майор, мне надо в Москву, - сказал Штирлиц. - Давай триста
зеленых на билет.
- А ражве у тебя нет? - удивленно спросил Шелленберг, но тут же
заткнулся, получив увесистый удар в ухо.
Майор вытащил из кармана пачку разносортной валюты, Штирлиц вырвал ее
и сказал:
- Я сам разберусь, чего надо...
Добавлено через 1 минуту:
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Стюардесса попалась понятливая, но сухая и довольно противная. Она
равнодушно ходила вокруг Штирлица, толкующего ей о превосходстве одной
банки тушенки ("одной, заметьте, мадам, всего одной") перед горки
бутербродов ("целой кучи, мадам") с красной икрой. Еще он сказал, что икра
вообще липнет к зубам, после чего ее приходится счищать салфеткой, и не
представляет для него, русского разведчика Штирлица по фамилии Исаев,
никакого интереса. Стюардесса жалобно зевнула и потеряла вообще всякий
интерес к Штирлицу.
Выйдя из самолета, Штирлиц понял, что его встречают. Неподалеку от
взлетно-посадочно-катастрофной полосы, на которой раз в месяц непременно
разбивались два-три самолета, стоял черный "воронок". Около него паслись
четверо в черном, от скуки зевая через каждые три секунды по очереди.
Не успел Штирлиц подойти к концу трапа, как его обступили со всех
сторон. Штирлиц достал кастет и приготовился драться. Драки, впрочем, не
последовало.
- Здравствуйте, дорогой товарищ Штирлиц! - сказал один из тех, в
черном.
- Привет, привет, - хмуро сказал Штирлиц, кладя в карман кастет.
- Садитесь в машину, глубочайшеуважаемый и великий Максим Максимыч, -
предложил другой. Штирлиц бросил чемодан в багажник и плюхнулся на
сиденье.
- В Кремль, - сказал он, предполагая, что за время отсутствия во
вражеских странах он, возможно, стал большим начальником.
Мотор взревел, и машина помчалась в Кремль.
- Так, - сказал Никита Сергеевич, поглаживая собственную лысину. -
Значит, товарищ Штирлиц...
- А что, не нравлюсь? - хмуро спросил Штирлиц, ощупывая в кармане
кастет. Вообще-то его предупредили, что здесь драться не принято, но он
мог и не удержаться.
- Да нет, нрависься, - сказал Хрущев, подергивая левой ногой.
- А у вас микрофон в стене, - сказал Штирлиц, тыкая пальцем в стенку.
Оба английских шпиона мгновенно оглохли от выстрела в наушниках.
- Ну так выковыряй, - посоветовал Никита Сергеевич.
Штирлиц стал вытаскивать микрофон и запутался в проводках. На другом
конце провода английский шпион сопротивлялся, пытаясь удержать
вытягиваемый из рук провод.
- А у вас вот еще телекамера какая-то в стенке, - сказал Штирлиц,
делая удар ногой по стене.
- Была, - радостно сказал Хрущев, глядя, как катаются по полу осколки
битого стекла.
- Ага, - сказал он, хлопая себя по вспотевшей лысине. - Ты, Штирлиц,
хороший мужик. Хочешь быть нашим вражеским шпионом в СШАх?
- Не, не хочу, - сказал Штирлиц. - Хочу к телк... то есть к бабам.
- Баба - это хорошо, - сказал Хрушев, растирая пот по скольской
лысине. - Баба - она это... ну... она корову подоить может... и... эт о...
- Да, - сказал Штирлиц. - А у вас диктофон под стулом, - раздался
треск ломаемых деталей диктофона.
- Нет, брат Штирлиц, нельзя тебе пока к бабам, - сказал Хрущев.
Штилиц обреченно вздохнул. - Без тебя родине х... в общем, нехорошо будет.
Так что езжай в США, вренд... вредн... в общем, вдренняйся в ихние
загнившие ряды и будь там нашим шпионом. А то смотри, у нас длинные руки,
- и Никита Сергеевич важно вытянул толстую, короткую волосатую руку. На
рукаве был четкий отпечаток губной помады, а на руке синела татуировка "Не
забуду родное село".
- А к бабам когда? - спросил Штирлиц.
- Я скажу, когда можно будет.
Штилиц повернулся на каблуках и пошел к двери.
- А у вас еще микрофон, - сказал он, и парагвайский шпион оглох от
треска.
"Классный мужик", - подумал Хрущев, ковыряясь в зубах какой-то частью
от поломанного диктофона. - "Он этим шпионам, ... (последовало крепкое
украинско-татарское ругательство), все болтики поломал... Ну, Кеннеди,
держись, к тебе сам Штирлиц едет..."
При выходе из Кремлевского кабинета Хрущева стоял тот же воронок.
- Поздравляем Вас, любимый товарищ Штирлиц, с назначением русским
резидентом в Америке..., - согнувшись в поклоне, сказал один из них.
"Скоты. Уже пронюхали", - подумал Штирлиц, садясь в машину.
- Виски, тушенка? - спросил другой, услужливо вытаскивая прищемленные
дверцей фалды пиджака Штирлица.
Штирлиц подобрел.
- Не надо виски, - сказал он. - ОНЛУ Тушенка.
Он вынул из кармана самоучитель английского языка и погрузился в
чтение. От читаемых им иностранных слов на русский лад английскому агенту,
сидящему в багажнике, стало дурно и он в судорогах прокусил запасную шину.
- В аэропорт, - буркнул Штирлиц, запахивая пиджак и поправляя левый
галстук. Вообще-то в те времена не было обычая ходить в нескольких
гастуках, но Штилиц носил всегда две штуки, для конспирации: в правом была
рация, а в левом громыхала банка тушенки. Теперь же левый гастук был пуст,
а его содержимым наслаждался Никита Сергеевич.
"Жирная свинья", - про себя оскорбил его Штирлиц и плюнул на пол
машины.
В это время Никита Сергеевич поперхнулся шурупом, попавшимся в
тушенке, и подумал почти то же самое.
Самолет с облупившейся краской на бортах слегка захрюкал и стал
медленно выруливать на взлетно-посадочно-катастрофную полосу, так как
бортмеханик был просто не в силах скорее вращать педали.
Наконец хрюканье усилилось, перешло в рев и самолет, дрожа и
потряхивая заклеенными бумагой в линеечку крыльями, стал пытаться
оторваться от земли. Наконец бортмеханик сделал последнее дерганье за
педаль, самолет оторвался от земли и стал парить в воздухе, изрыгая клубы
дыма - это радист стал топить паровой котел.
Штирлиц сидел рядом с толстой негритянкой в дымчатых очках. Даме было
нехорошо, она хотела в туалет, но такое удобство в самолете компании
"Падайте с самолетов Аэрофлота" было не предусмотрено.
Английский агент из-под дымчатых очков поглядывал на Штирлица, и
думал, какой он молодец, как ловко притворяется. Штирлиц думал о том,
чтобы негритянку, не дай бог (черт возьми, бога нет) не стошнило ему на
новые штаны с еще только всего одной заплатой.
- А скажи-ка мне, милый Штирлиц, куда это ты летишь? - спросил
английский шпион. Он, конечно же, знал, куда летит Штирлиц, и зачем, но он
хотел проверить, что скажет ему сам русский разведчик.
- К бабам, в Америку, - соврал Штирлиц.
- А вот и врешь, - запрыгал английский шпион. - Ты летишь, чтобы
завербоваться на работу русским шпионом.
- Ну, что поделаешь, - кротко сказал Штирлиц. - Приходится иногда
соврать, чтобы утащить красивую даму в постель...
Английский агент прикусил язык и испуганно посмотрел на Штирлица. Он
увидел два злых, глубоко посаженных глаза, кастет и ему стало очень
страшно.
Спать со Штирлицем не хотелось, несмотря на обещанное шефом
повышение.
- Штирлиц, так я вообще не женщина, - испуганно сказал английский
шпион.
Штирлиц отвернулся и начал плеваться в проход между креслами.
"Опять на этих напоролся", - подумал он.
"Неужели я ему не понравился?", - обиженно подумал английский шпион,
доставая походное карманное зеркало с керосиновой лампой.
Он насупился и отвернулся к окну. За окном стремительно пролетали
вверх туманные облака.
- Эй, Штирлиц, мы кажется падаем, - сказал английский шпион, тряся
Штирлица за рукав.
- Не запугаешь, - сказал Штирлиц, держа в одной руке парашют, а в
другой - кастет и шесть банок тушенки.
- Штирлиц, скажи скорей, где ты парашют взял? - вежливо
поинтересовался английский шпион.
- У русских разведчиков всегда с собой парашют, - сказал Штирлиц.
"Вон оно что", - подумал английский шпион, доставая свой парашют из
складок шпионского платья.
"Кажется, я опять сказал чего-то лишнее", - подумал Штирлиц,
выскакивая с парашютом.
* * *
Тихо спал простой и незаметный в пустынных прериях американского
континента городок Вашингтон. Неожиданно с неба спустился Штирлиц,
разбросывая по вычищенной обширным штатом дворников местности пустые банки
из-под тушенки.
Он ступил на благодатную американскую землю, громко чавкая и ругаясь.
На земле лежал прищемивший его ботинок фабрики "Скороход" капкан, сжав
свои ржавые, грязные челюсти.
"Чувствую, Борман где-то рядом", - подумал Штирлиц, мощными усилиями
разрывая челюсти капкана. Капкан сказал "Кххх..." и треснул. Штирлиц
победно отбросил его обломки подальше и высморкался.
Звук освобожденного носа эхом прокатился по спящей округе.
Партайгеноссе Борман, сидя в дупле в тиши леса, услышал знакомое
ругательство и живо навострил уши. Знакомый запах тухлой тушенки уже давно
щекотал его ноздри. Он взобрался на самую верхушку самого высокого дерева
и стал напряженно вглядываться в темноту.
Тускло светили звезды и керосиновые лампы на советских
спутниках-шпионах. Тихо ворчали голодные филины в таких же, как у Бормана,
дуплах. Партайгеноссе спустился вниз и подумал, с удовольствием чмокая
губами:
"Штирлиц...", - и детская, безмятежная улыбка расплылась на его
заплывшей жиром роже.
- Вот я тебе набью сейчас морду, - послышалась вблизи до боли во всех
частях тела знакомая фраза.
Борман испуганно оглянулся и увидел Штирлица.
Бежать было поздно.
- Не сердись, Штирлиц, я же не для тебя, я для этих... - он попытался
начать миролюбивый разговор.
- Ты про что? - хмуро спросил Штирлиц, поигрывая маузером.
- А ты как, - поинтересовался Борман, - в яму попал или в капкан?
- В капкан, - сказал Штирлиц, протягивая к нему руку.
- Ну, вот про это я и говорил, - сказал Борман, чувствуя, как мощная
рука Штирлица поднимает его за шиворот.
Последовал удар о какое-то чрезвычайно твердое дерево и старческие
оханья и похрюкивания.
- Кто меня мусорам заложил? - ласково спросил Штирлиц, бросая Бормана
о следующее дерево. Борман охнул и сказал "Это не я".
- Значит, ты, - сказал Штирлиц. Новое дерево огрело Бормана по лбу. -
А кто заговор плел?
- Это тоже не я, - сказал Борман, с трудом уворачиваясь от очередного
острого сука.
- Вот видишь, - сказал Штирлиц. - А еще пионер...
Борман в изнеможении опустился в теплую лужу и стал жадно пить.
- Не пей - совсем козлом станешь, - посоветовал Штирлиц.
- Бе-е-е-е-е, - хмуро отозвался Борман, вставая на четвереньки.
Мощный пинок заставил его искупаться в луже с головой.
- Не сердись, Штирлиц, - попросил Борман, вылезая на поверхность и
снимая промокший засаленный пиджак. - Ты же знаешь, как все мы тебя люби
м...
- Кто это "мы"? - спросил Штирлиц.
- Да вот, - сказал Борман, поднимая палец, чтобы Штирлиц прислушался.
Русский разведчик, как локатор, завращал головой и услышал легкое
знакомое сипение.
- Пастор? - кратко спросил он. Борман радостно закивал головой.
- Толстая свинья, - сказал Штирлиц.
- Кто? - тут же спросил Борман.
- Оба вы свиньи... - процедил Штирлиц сквозь зубы.
- Про меня - это ты зря, Штирлиц, - начал Борман. - Я с тех пор на
триста граммов похудел...
- Все равно свинья, - сказал Штирлиц и прибавил: - соглашайся, пока я
хуже не сказал.
- Молчу, молчу, - сказал Борман. Его толстая морда расплывалась от
жира и счастья встречи со Штирлицем.
- Слушай, Борман, где тут ихнее американское Гестапо? - Штирлиц
никогда не забывал о работе, даже когда на ней находился.
Борман пожал плечами.
- Ты должен знать, - сказал Штирлиц голосом, не терпящим никаких
возражений. Борман съежился.
- Я правда не знаю, Штирлиц, - сказал он, прижимая к голове уши. -
Сходи в Пентагон или в Капитолий...
Добавлено через 1 минуту:
ГЛАВА ПЯТАЯ
В Пентагон Штирлица не пустили, как он не старался разбить дверь
каблуками.
"Сволочи", - подумал Штирлиц и направил свои "Скороходы" к Капитолию.
- Штирлиц, а вы по какому вопросу? - перед Штирлицем стояла
накрашенная девица приятной наружности в мини-юбке. Русский разведчик
задумался.
- Я по делам, но все равно заходи, - сказал он, беря даму под руку и
ведя в Капитолий.
- Ваш пропуск! - беспрецендентный швейцар встал поперек двери и мешал
входу своим пухлым лоснящимся туловищем.
- Хам! - Штирлиц вскипел, и швейцар куда-то делся.
- И чтоб в следующий раз не мешал, когда я с дамой! - прокричал в
догонку улетающему швейцару Штирлиц.
В Капитолии стояла подозрительная тишина. Там было прохладно и пахло
французскими духами и туалетом.
Штирлиц чуть не прослезился - так сильно знакомыми показались ему
коридоры и темные переходы (конечно, с веревочками) Капитолия.
"Как в Рейхстаге", - подумал он, сморкаясь на бархатный ковер.
Длинная зеленоватая сопля притаилась рядом со свежим окурком "Беломора".
- Пойдем в мой номер, - сказал Штирлиц, беря даму за талию обеими
руками. Левой он нащупал ствол "Беретта" и немало удивился. Дама
поморщилась и полезла целоваться. "Беретт" выпал и гулко стукнулся о
каменные плиты мраморного пола.
- Мадам, у вас пистолет выпал, - сказал Штирлиц, задыхаясь от
прохлороформенного поцелуя и сжимая даму за талию.
"Черт", - подумала Мадам. - "Этого Shtirlitz'а ничем невозможно
взять. Надо посоветоваться с шефом"
Штирлиц, конечно же, узнал румынско-болгарскую шпионку Хелену
Занавеску. Она пыталась перевербовать его уже одиннадцатый раз.
- Штирлиц, мне пора, - нежно прочирикала она и упорхнула в окно при
помощи потайного парашюта.
- Улетела, - сказал Штирлиц и пошел искать кого-нибудь живого.
* * *
Шеф разведки и контрразведки мистер Гари Томпсон сидел за столом,
заваленном счетами, и скучал. Его ленивый взор жадно следил за движениями
часовой стрелки на облупившемся циферблате старинных немецких часов.
Минутной стрелки на часах не было. Часы, потрескивая, занудно тикали, и
стрелка медленно приближалась к шести часам вечера. Мистер Томпсон лениво
посмотрел в окно и плюнул на пол. Вечер обещал быть прекрасным.
Внезапно часы зашипели и с легкими подвываниями отбили шесть ударов.
Мистер Томпсон, не разбирая дороги и на ходу всовывая ноги в черно-белые
штиблеты, помчался вон из Капитолия.
- Стоять, - на лестнице стоял Штирлиц с угрюмой физиономией и не
совсем равнодушно смотрел на Томпсона. Тому стало страшно, но тем не менее
он остановился и спросил:
- Вы ко мне, любезнейший
- К тебе, - сказал Штирлиц, сразу же переходя на "ты" в одностороннем
порядке.
- А-а-а, - Томпсон не в силах был что-либо сказать и только показал
на часы.
- Пошли в твой кабинет, - сказал вежливый Штирлиц.
- Пошли, - сказал Томпсон, поняв, что обречен на ночное сидение в
Капитолии.
- Ты шеф разведки, верно? - спросил Штирлиц по пути в кабинет.
Томпсон подумал минут сорок и отвечал утвердительно.
- Ну вот, а я - Штирлиц, - и Штирлиц достал из кармана бутылку водки,
тощую селедку и три банки тушенки.
При виде тушенки Томпсону захотелось прыгнуть в окно, но Штирлиц
предупредительно запер его и завесил шторой.
- Ах, Штирлиц! - Томпсон мечтательно закатил глаза. За завербование
Штирлица Лююбимый Шеф обещал насовсем свою походную секретаршу, три колеса
от "Порше" и новые кальсоны.
- Так что, товарищ Штирлиц, можно считать, что мы вас завербовали? -
спросил Томпсон, все еще не веря своему счастью.
- Считать и на счетах можно, - уклончиво ответил Штирлиц, и Томпсон
понял, что его одурачили.
- Нет, но все-таки, това-арищ Штирлиц? - протянул он. - Можем мы на
вас рассчитывать?
- Можете. Самое главное - море водки и гора тушенки, прямо ща, а там
разберемся.
- Ах да, конечно... сейчас... конечно... - Томпсон засуетился в
поисках листка бумажки.
- Вот и договорились, - грозно сказал Штирлиц, поигрывая кастетом.
Ему очень хотелось послушать, как будет кричать шеф разведки.
* * *
- Нет, Штирлиц, все-таки расскажите нам, как это вы ухитрились
заставить себя завербовать самого шефа разведки мистера Томпсона? -
пастора Шлага интересовала чисто профессиональная сторона дела.
- Да так, прислоняешь его к двери, бьешь, когда перестает стонать -
отпускаешь, - пошутил Штирлиц.
Пастору стало страшно, и он пролил какао на новую сутану, а заодно
забрызгал Штирлица, за что получил кулаком по жирной роже.
- Штирлиц, а ты на работу ходить будешь? - спросил Борман, повизгивая
от восторга.
Штирлиц задумался. В таком положении он и встретил рассвет.
* * *
По Капитолийскому персоналу прокатился слух, что у шефа разведки
появился новый сотрудник, очень деятельный и свирепый.
К вечеру первого рабочего дня Штирлица все уже знали, кто в Капитолии
хозяин.
Ночью о таинственном Штирлице доложили Кеннеди.
- Что такое этот мистер Shtirlitz? - спросил президент, вытирая
полотенцем только что выбритую щеку.
- О, господин президент, это самый лучший русский шпион, - отвечал
Томпсон, согнувшись в низком поклоне.
- Ха! А может, надо бы его арестовать? - Кеннеди достал зубную щетку
и с презрением выдавил на нее крупный кусок зеленой зубной пасты.
- Вы его не знаете, господин президент, - вздохнул Томпсон,
поглаживая искуссно загримированный синяк под левым глазом.
- Тогда вам крупно повезло, - сказал Кеннеди и запустил щетку с
пастой себе в рот.
Томпсон вздохнул.
- Господин президент, наверное, одобрит нашу готовящуююся терракцию
против русских, - сказал министр обороны, с трудом шевеля избитыми губами.
Кеннеди выплюнул зубную пасту и с интересом посмотрел на него и
кивнул, побуждая продолжать говорить.
- Мы запустим к русским техаскую кукурузную саранчу, и эта свинья
Хрущев умрет с голоду вместе со своим советским народом.
- О, и мы все равно нарушим биологическое равновесие! - радостно
сказал подхалим Томпсон.
Кеннеди задумался.
- Послушайте, Томпсон, кого-то вы мне напоминаете... - сказал он,
снимая бронежилет.
- Рад стараться! - воскликнул Томпсон.
- Старайся, старайся, - сказал президент и, медленно зевнув,
удалился.
* * *
- Слушай ты, Лысенко чертов, ты когда гирбринт огурца с бутылкой
выведешь? Я жрать хочу! - Никита Сергеевич снял ботинок и постучал им себе
по лбу. Это ему очень нравилось, и он постучал еще раз, посильнее.
- Скора, Никит Сергеич, - пообещал Лысенко и вновь громко заржал.
- Ты давай торопись, толстый, а то как врежу в ухо, - сказал Хрущев,
начиная злиться.
- Я вот те сам врежу, - сказал Лысенко, поднимая кулак, и два гения -
большой и маленький - принялись, кряхтя и поминутно охая, драться. Их
быстро разняли и развели по разным комнатам.
- Чтоб без гинбринта я тебя не видел, морда ты со шнурками! - орал
Никита Сергеевич, пытаясь вырваться и снять ботинок, чтоб запустить им в
Лысенко.
- Сам дурак! - отвечал Лысенко, плюясь на пол и дергая ногами.
* * *
По выложенному белым мрамором коридору Капитолия гуляли сквозняки и
Борман. Вчера он написал на стене "Родина-мать зовет", нарисовал
непристойную картинку и высморкался во все шторы, хотя на насморк не
жаловался. Борман был ужасно доволен собой.
Партайгеноссе шел по коридору, напевая чуть-чуть переправленную песню
Пахмутовой: "И вновь продолжа-а-ается бой... И Борман такой молодо-о-о-
й...". Он был в хорошем настроении и никому не мешал. Левую руку
партайгеноссе держал в заднем кармане, и за ним тянулся извилистый след
банановой кожуры и яблочных огрызков. День, как всегда, обещал быть очень
удачным.
Мимо проходил хмурый, невыспавшийся Штирлиц. Поравнявшись с Борманом,
он неожиданно вынул руку из-под пулеметной ленты, высевшей у него на
тельняшке, и дал Борману подзатыльник.
- Это тебе за заговор, - пояснил он. В выпученных глазах Бормана
появился признак немого вопроса.
- Вот это память... - восхищенно сказал Борман, держа обеими руками
гудящую от удара голову.
Штирлиц спокойно прошел по коридору, лавируя между расставленными
партайгеноссе препятствиями, и исчез на лестнице, погромыхивая по ней
коваными сапогами.
Партайгеноссе радостно потер руки. Предусмотренного на случай
желающих подняться грохота не последовало.
"Значит, Штирлиц спустился вниз", - обиженно подумал Борман. Этого он
не предусмотрел.
Штирлиц сидел за столом и сосредоточенно делал вид, что пишет.
На самом же деле он загнал в дырку в крышке стола жирную муху и
теперь обильно поливал ее чернилами. Ему было интересно, можно ли
покрасить муху чернилами, и будет ли после этого летать это животное.
Когда чернильница опустела и перо стало отзываться легким
дребезжанием в ответ на попытку обмакивания в чернила, Штирлиц бросил это
философское занятие и медленно потянулся.
Муха выбралась из своей тюрьмы и медленно полетела к окну, громко
жужжа и брызгаясь чернилами. Штирлиц улыбнулся и два раза плюнул на пол.
Он опять был прав.
День медленно тянулся к закату. Лиловое солнце нежно коснулось
вывески "Сегодня и ежедневно кроме субботы, четверга и понедельника у нас
лучшие котлеты в штате Мэн", и Штирлиц, зевнув, достал из кармана пачку
"Беломора".
Как всегда, делать было совершенно нечего.
В городской центр культуры - публичный дом, куда его звал мистер
Томпсон, идти не хотелось - после вчерашнего дебоша болела поясница и там
могли, по крайней мере, набить морду. Томпсону, конечно.
Штирлиц поскучал еще примерно час, затем смахнул с затылка пыль и
отправился в коридор.
Напротив гипсового бюста Кеннеди стоял на четвереньках мистер
Томпсон, прижимая обеими руками к тусклому мрамору пола простую фетровую
шляпу. Он стоял неподвижно, но тем не менее старательно кряхтел. Штирлиц
бросил зубочистку и подошел ближе.
- Кто у тебя там? - вежливо поинтересовался он.
Томпсон поднял к нему потную морду и плаксиво сказал:
- Во-вторых, не у меня, а у господина Министра обороны. А во-первых,
я сам не знаю.
- Вредный ты, - сказал Штирлиц и приготовился дать Томсону пинка или
подзатыльник. Но его что-то остановило - прилипшая к пальцам, залежавшимся
в кармане, жевательная резинка типа "Бубель-Гум спешал фор Штирлитц" - так
было написано на пачке.
- А где эта интриганская морда? - спросил Штирлиц, отлипляя от
пальцев липкий, но довольно жесткий продукт.
- Вы про кого, про господина Министра? Он ушел... ненадолго... ну,
ему надо...
- Понятно, - сказал Штирлиц, приятно улыбаясь.
Из ватерклозета, располагавшегося в конце коридора, рядом с портретом
Вашингтона, раздалось шипение и клокотание. Вскоре оттуда показался
посвежевший и очень довольный господин Министр, вытирая мокрые руки о
пиджак.
- Штирлиц, как хорошо, что вы пришли! - сказал он и сделал такое
лицо, каким осужденный утром перед казнью встречает палача.
- Прямо превосходно, - сказал Штирлиц, чтобы все поняли, как ему
приятно.
Господин Министр, продолжая радостно улыбаться, сделал маневр к
оступлению.
- Кто у Томпсона под шляпой? - строго спросил Штирлиц.
Господин Министр закатил глаза к небу и стал думать, чтобы такого
соврать. Обманывать Штирлица считалось очень рискованным делом. Но кроме
мелких земноводных амфибий на ум ничего не приходило.
- Лягушка? - неуверенно сказал господин Министр и покосился на
Штирлица.
Зверь, сидящий под шляпой, задергался и издал зловещее стрекотание.
- Крупная? - сочувственно спросил Штирлиц.
- Очень, - сказал господин Министр, отыскивая место, куда в случае
чего можно было бы прыгнуть.
- Кусается? - продолжал Штирлиц.
- Может руку откусить, - сказал господин Министр, слегка увлекшись.
Томпсон побледнел и, держа шляпу одной рукой, вытер другой холодный
пот со лба. Шляпа внезапно вырвалась и поскакала по этажу, натыкаясь на
стены и отскакивая от них в почтительном недоумении.
Шеф разведки, все еще стоя на четвереньках, побежал ловить ее. Тыкая
руками в шляпу, он опрокинул ее. Из-под шляпы вылезла крупная желтая
саранча, подвигала челюстями и скрылась на лестнице.
- Упустил! - истошно заорал господин Министр.
Штирлиц расцвел в довольной улыбке.
- Надули, - счастливо сказал он, как будто надули не его, а Томпсона
или господина Министра. - Неужели тебя мама в дестве не учила, что врать
нехорошо?
Господин Министр покраснел и стал выписывать левой ногой различные
геометрические фигуры. Штирлиц залюбовался его раскаянием.
По лестнице приполз вспотевший и взъерошенный шеф разведки.
- Поймал, - сказал он, показывая укушенный палец.
Крупный полевой вредитель был зажат у него под мышкой и угрожающе
шевелил челюстями.
- Осторожней, не помните, - засуетился господин Министр, подставляя
стеклянную банку из-под соленых огурцов.
Через минуту псевдолягушка сидела в банке и томно билась головой о
металлическую крышку. Очевидно, такое беспокойство было обусловленно
близостью товарища Штирлица.
- Зачем тебе эта уродина? - спросил Штирлиц.
- О, Штирлиц, вы ничего не по... ой-ой, извините, я хотел сказать,
что это крупный стратегический зверь. Мы зашлем его в одну страшно
отсталую страну, и тамошний вождь останется голодный.
- Хорошо придумано, - сказал Штирлиц, жонглируя двумя кастетами. - А
в какую такую отсталую страну?
Господин Министр опять закатил глаза и стал напряженно думать.
Конечно, Штирлицу говорить не следовало.
- Ну? - сказал Штирлиц. - В какую?
- В Папуа-Новую Гвинею, - нерешительно сказал господин Министр.
- А чем тебе папуасы досадили? - удивился Штирлиц.
- Воюют, проклятые, - сказал господин Министр, понуря глупую голову.
Штирлиц недоверчиво посмотрел на него. Он, конечно же, понял, что его
опять-таки хотят обдурить.
- Ты у меня смотри, - сказал он, показывая кастет. Штирлиц знал, что
он в любом случае узнает зловещие планы господина Министра, и поэтому
нисколько не торопился.
- Ладно, - сказал Штирлиц, вытирая рукавом томпсоновского пиждака
испачканный тушенкой рот. - Мы с вами еще поговорим.
Добавлено через 2 минуты:
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В коридоре стояла глухая тишина. Ночью Капитолий пустовал. Раньше в
нем по ночам сидел скучающий сторож. К утру он зверски напивался и
горланил песню "Янки дудль", колотя пустой бутылкой в чугунную сковородку.
Теперь алкоголика заменили новейшие достижения науки и техники.
Электрическая сигнализация лишила сторожа работы, и теперь по утрам вместо
воплей "Янки дудль" обычно раздавался вой электрической сирены.
Штирлиц спокойно шел по коридору. Следом за ним, озираясь, дрожа от
страха и поминутно наступая на свою длинную сутану, шел пастор Шлаг.
- Прекрати стучать зубами, - шепотом попросил Штирлиц. - А то стучать
будет нечем.
- Страшно! - дрожащим голосом сообщил Шлаг.
- Нечего бояться, - ободряюще сказал Штирлиц.
Часы без минутной стрелки в кабинете Томпсона, кряхтя несмазанными
внутренностями, прошипели двенадцать.
Пастор похолодел и перекрестился.
- Так, - шепотом сказал Штирлиц, зажигая потайной фонарь. Пластмасса
горела на редкость скверно и коптила. - Пролезешь в кабинет господина
Министра, соберешь всю бумагу и приползешь обратно. - И он сбил кастетом
замок с вентиляционного люка.
Пастор, кряхтя, задрал сутану и полез в образовавшееся отверстие.
Через минуту его чихание послышалось в самом кабинете.
- Ну как? - спросил Штирлиц, заглядывая в замочную скважину.
- Бумаги много, - хрипло сказал пастор. Он обнаружил початую бутылку
виски и сейчас ему было не до бумаг.
- Тащи сюда! - потребовал Штирлиц.
- Бумаги много, - повторил пастор. Содержимое бутылки быстро
уменьшалось.
- Не задерживайся! - кипел Штирлиц.
- А вот сам бы слазил, - сказал Шлаг, опьянев и похрабрев, как
никогда.
- Чтоб я, высококвалифицированный и высокооплачиваемый русский
разведчик, полез в грязную дыру... - Штирлица передернуло. - Ты, толстый,
вылезай быстрей.
В люке появилась счастливая морда пастора. В зубах у него была зажата
толстая пачка бумаги, и он помогал себе ползти папкой с белыми завязками.
Пастор выбрался из люка и сказал что-то невразумительное. Штирлиц
выдернул у него изо рта пачку бумаги и предложил повторить.
- Я говорю, почему я, а не Борман? - спросил пастор, поправляя
наползшую на плечи сутану.
- Борман! - Штирлиц стал радостно гоготать. - Эта жирная свинья
понаставила бы там веревочек и капканов. И завтра я имел бы неприятности.
- Мне то что, - сказал Шлаг вполголоса.
- Вот это плохо, - строго сказал Штирлиц.
- Что? - удивился пастор.
- Что вам все равно, кто перед вами, агент Гестапо или коммунист.
"К чему бы это", - подумал пастор и спросил:
- А кто лучше?
- Конечно, агент Гестапо.
- Вы так думаете?
- А ты нет?
Пастор пожал плечами, и они со Штирлицем направились к Штирлицу
домой. Русский разведчик неизвестно на каких правах жил в сразу шести
номерах огромного отеля. Никто не смел заикаться об арендной плате.
Пастор потоптался у двери и рухнул на коврик, о который Штирлиц
только что вытер ноги.
Около телевизора сидел Борман и смотрел передачу со стриптизом.
Сегодняшний день он считал пропавшим. Ни до, ни после обеда никто не
провалился в яму, никто не зацепился за веревочку или попал в капкан.
Партайгеноссе сидел, страшно растроенный, и думал, что уже потерял
квалификацию. Внезапно Штирлиц, проходя мимо него с пакетом кефира,
споткнулся о ловко опрокинутый стул и ругнулся.
Борман словно расцвел.
- Штирлиц, как успехи? - спросил он.
- Я тебе щас покажу успехи, - сказал Штирлиц, и Борман с визгом
умчался в соседнюю комнату.
- Штирлиц, - примирительно сказал он оттуда. - Давай собачку купим.
- Зачем? - удивился Штирлиц.
- Ее так отдрессировать можно, она документы таскать будет. Я в рейхе
уже так пробовал.
- Гм! - сказал Штирлиц. С собачкой связываться не хотелось. Штирлицу
в качестве похитителя документов больше подходил пастор Шлаг, но...
- Давай, - сказал Штирлиц. - Но какую?
Здесь пришлось задуматься Борману. Предлагая купить собачку, он
преследовал две цели: во-первых, указанную, а во-вторых, собачка должна
была быть обучена кусать всех, на кого укажет Борман, за пятки. Поэтому
выбор породы усложнился. Борман задумчиво почесал в блестящем затылке и
сказал:
- Тут надо подумать...
* * *
Ночью партайгеноссе спал плохо. Ему снился страшный сон о том, как
он, Борман, идет ночью по Капитолию, и вдруг из одной из дверей выходит
Штирлиц, вытирает окровавленные руки и говорит "Следующий...". Два
здоровых сотрудника ФБР хватают партайгеноссе за руки и ноги и бросают в
кабинет Штирлица. Борман засопротивлялся и проснулся от весомого удара по
лбу.
Над ним стоял Штирлиц и держал в руках крупную гирю.
- Во развеселился... - хмуро сказал он, и партайгеноссе понял, что
Штирлиц сегодня в дурном настроении.
Он вытер со лба холодный пот и сказал:
- Штирлиц, а я придумал!
- Чего ты еще там придумал, - еще более хмуро сказал Штирлиц, отдирая
от сковородки стельку для башмака.
- Про собачку, - сказал Борман.
Русский разведчик отнесся к этому радостному известию на редкость
спокойно.
- Ну? - сказал он.
- Давай купим... э... болонку!
- Ладно, черт с тобой, - сказал Штирлиц, смягчаясь и бросая на стол
засаленную сковородку с подгоревшей яичницей.
В углу у двери проснулся пастор Шлаг. Пока он, охая и крестясь,
дополз до стола, от ячиницы остались только капли жира, выковыренного
предусмотрительным русским разведчиком из банки с тушенкой.
Днем Штирлиц шел на работу. В его кармане лежал новый кастет, отлитый
на днях. Следом, озираясь и перебегая от фонаря к фонарю, крался
партайгеноссе Борман, решивший сам для себя выследить Штирлица и сам себе
доложить, чем он занимается.
Штирлиц был угрюм и задумчив. Он, конечно же, понял, против кого была
направлена жирная саранча из банки господина Министра. Штирлиц кипел от
негодования и еще яростней сжимал рукой кастет.
Сейчас он шел в биологическую лабораторию, где, по слухам, готовилась
какая-то жуткая отрава. Русский разведчик решил идти напролом, поэтому оба
охранника, которым посчастливилось сидеть в проходной, отлетели в разные
стороны с разбитыми мордами.
Войдя в помещение, Штирлиц высморкался, плюнул один раз на ковер и
три раза в зеркало и вошел в лифт, где написал на стене "Сердце нашей
партии могучей - ленинский центральный комитет" и вдавил в стену сразу
четыре кнопки.
Лифт доставил его на седьмой этаж. Штирлиц вышел на площадку. Пахло
духами и карболкой, где-то истошно выла собака.
- Изверги, - сказал Штирлиц. - Ненавижу.
Он достал кастет и разбил первое попавшееся стекло. Отряхнулся от
осколков и разбил еще одно. В образовавшейся дыре он увидел двух дам,
испуганно склонившихся над пробирками, в которых клокотало что-то на
редкость вонючее.
- А вот и я, - сказал Штирлиц довольно ласково, просовывая ногу в
образовавшееся отверстие. Дамы с визгом вылетели в коридор (правда, через
дверь) и исчезли на лестнице.
Минутой позже на улице раздался вой полицейской сирены. Штирлиц
насторожился.
На столе, где дамы что-то варили, сидела весьма крупная крыса и
совершенно равнодушно смотрела на Штирлица. Русский разведчик
подозрительно посмотрел на нее и одним лихим движением сбросил все
имеющиеся на столе пробирки на пол. Раздалось шипение и жидкость стала
быстро испаряться.
Из соседнего помещения раздался обиженный собачий вой, а со стороны
лестницы раздалось характерное дребезжание.
Штирлиц мгновенно догадался, что рядом партайгеноссе Борман, решивший
испытать новую веревочку либо кирпич из особо крепкой глины на его светлой
голове.
Русский разведчик ткнул плечом дверь в соседнее помещение. Если бы он
умел читать по-английски, он заметил бы на двери надпись "открывается
внутрь".
Но Штирлиц мощным ударом высадил дверь и ворвался в соседнюю комнату.
Двухлетняя овчарка, приготовленная для опыта, сидела в клетке, и,
увидев Штирлица, оскалила зубы, давая понять ему тем самым, что данный
опыт будет несколько осложнен.
- Гестаповцы, - злобно сказал Штирлиц, назвав имя своей любимой
организации. Он открыл дверь клетки, собака выскочила наружу и принялась
истошно лаять.
- Дура, - обиженно сказал Штирлиц и очередная порция пробирок
посыпалась на пол.
Там, где раньше была входная дверь, показался Борман.
- Штирлиц! - восторженно сказал он, глядя, как русский разведчик
борется одновременно с собакой, стремящейся разодрать его форменные брюки,
и горой пробирок. - Ты что, купил мне собачку?
- Считай, что купил, - сказал Штирлиц, - Если уберешь от меня эту
заразу...
Борман сложил губы трубочкой и попытался засвистеть, но вместо свиста
у него получилось змеиное шипение.
Собака оставила Штирлица и удивленно посмотрела на партайгеноссе.
Борман достал из кармана приготовленный две недели назад ошейник с
поводком и надел все это на шею животному. Затем он с видом профессионала
посмотрел собаке в пасть и заявил, что это пес.
- Я его Адольфом буду звать, - сказал он, показывая свою преданность
обществу охраны животных.
- Хоть Иосифом, - сказал Штирлиц, критически осматривая порванные
штаны. - Ну и зубы у твоего Адольфа...
- Весь в фюрера, - сказал Борман, выводя собаку в коридор. В
кабинете, где остался Штирлиц, послышался звон разбитой посуды.
Кожаный намордник, купленный Борманом за семь рейхсмарок, собаке не
понравился. Злобно чихнув, она мило уронила какую-то пакость в сапог
Штирлица и зловеще зарычала, отказываясь тем самым от возможных претензий.
Сапоги зашипели, задымились и бысто поползли вниз. В довершении всей в
металлическом полу и в сапоге лаборатории образовалась здоровая дырка.
Внизу оказался женский туалет, в котором сидели успуганные лаборантки.
- Нашли зверя, - проворчал Штирлиц, шевеля большим палцем ноги, - с
пироксилиновым заводом в заднице.
Борман испугался за себя и за свое приобретеньице, но на его счастье
Штирлиц отвлекся от сапог и обратил свой томный взор вниз, на слабую
половину человечества. Слабая половина парализовано смотрела вверх, на
сияющее лицо великого разведчика, который уже доставал из кармана свою
любимую тушенку.
"Сейчас кто-то кого-то будет угощать", - злорадно подумал
партайгеноссе, зная щедрую натуру своего кумира.
Штирлиц на секунду отвлекся на Бормана, дал подзатыльник, сказал "Не
кто-то, а величайший разведчик всех времен и народов товарищ фон Штирлиц
или просто Максим Максимыч Тихонов в смысле Исаев" и опять воззрился вниз.
Таких радисток Штирлиц не видал. Он совершенно случайно уронил банку вниз
(не вверх, естественно), уложил одну из радисток и забрызгал халат и
прическу другой.
Русский разведчик вежливо извинился, нахмурился, глядя на Бормана, и
они избавили биологическую лабораторию от своего присутствия. Борман тащил
за собой электоропровод и сломаный переключатель. Он был настолько доволен
своим похождением, что размечтался о Мировой Революции и не заметил
коварный столб, больно огревший его по потному лбу.
- Скажи, Штирлиц, - спросил Борман весьма душевно, - О чем ты сейчас
думаешь?
- О шашлыке и банке тушенки, - сказал Штирлиц угрюмо.
Борман хотел сказать "а вот я - о Мировой Революции", но удержался.
За внезапные мысли можно было схлопотать от Штирлица по роже.
Партайгеноссе притянул к себе собаку, удравшую вследствие длинного
поводка метров на сорок, и продолжил свои мысли.
Добавлено через 3 минуты:
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Утром непосредственный начальник Штирлица высказал своему
подчиненному все, что он имел против посягательств на достижения науки.
- Штирлиц, вы же не ребенок, черт возьми! - кричал Томпсон.
- Не ругайся, - попросил Штирлиц, спокойно сооружая из сломанных
спичек пирамиду.
- Но Штирлиц, зачем вы разбили все имевшиеся в лаборатории пробирки?!
- Я был пьян, - равнодушно сказал Штирлиц. - У меня голова болела.
- Я сам пьян, - сказал Томпсон, - и у меня у самого болит голова...
после вчерашнего... Но я же не иду в лабораторию бить пробирки!
- А что, там еще что-то осталось? - забеспокоился Штирлиц.
- Ну чего там может остаться? - удивился шеф разведки. - Вы так там
вчера поработали, что свернули нам всю программу биологических
исследований лет на десять... а может, на двадцать... А собаку вы зачем
сперли?
- Пса не трожь, - голосом заправского уголовника сказал Штирлиц. - Он
моему другу маму заменяет...
- Маму - это хорошо, - сказал Томпсон. - А вообще, Штирлиц, я не так
уж и недоволен... Пойдем-те, что-ли, в ресторан... а то и правда после
вчерашнего башка трещит...
* * *
В ресторане было тихо, и там никого не ждали. Угрюмый официант,
зевая, бросил на столик меню и удалился. Ушел он, похоже, весьма надолго.
Штирлиц вырвал из меню листок, важно вытер им рот и положил обратно.
- Нас кормить будет кто-нибудь? - плаксиво сказал Томпсон, поглядывая
на часы.
- Погоди, я пойду с ними разберусь, - сказал Штирлиц, засучивая рукав
пиджака.
Через три минуты он вернулся. Нелюбезный официант, хлюпая разбитым
носом, плелся за ним и извинялся на всех известных ему языках.
Еще через минуту стол уже ломился от пищи и выпивки. Венчала
пиршество крупная банка советской тушенки.
* * *
Штирлиц возвращался из ресторана под вечер, точнее, даже, под утро.
На его левой руке висел Томпсон, громко вопя " Мы красная кавалерия и про
нас... ". Штирлиц еще держался на ногах.
- П... пойдем, я тебя п... п... провожу, - сказал он бодро.
- Пойдем, - сказал Томпсон, вытирая капающие изо рта слюни, чтобы не
намочить пиджак.
- Ты где ж... живешь? - вежливо поинтересовался Штирлиц.
- Там, - сказал Томпсон, махнул рукой в неизвестном направлении и
захрапел. На его красной роже отразилось величайшее блаженство.
Штирлиц потащил его в указанном направлении. Спустя полчаса он
оказался на набережной и стал думать, как надо форсировать реку.
Светало. На берегу Потомака, катящего свои грязные воды в неизвестном
направлении, сидел Штирлиц, и, сняв носки, бултыхал ногами в воде. Рядом,
подперев голову смятым мусорным баком, храпел его начальник, шеф разведки.
Вскоре Штирлиц, напряженно поморщившись, вспомнил, что он, кажется,
русский разведчик, и ему надо выполнять соответствующую работу. Он никак
не мог вспомнить свою настоящую фамилию. В голове вертелись какие-то
обрывки. Вспоминалась какая-то странная фамилия, отдаленно связанная с
тишиной, но Штирлиц знал наверняка, что ошибается.
Наконец Штирлиц махнул головой, отгоняя непрошенные раздумья, и,
вздохнув, обшарил карманы Томпсона.
Пистолет системы Вальтер был слишком тяжел и пах плесенью, и Штирлиц
швырнул его в воду. Кошелек он освободил от содержимого и это самое
содержимое положил себе в карман, а кошелек последовал за пистолетом.
В удостоверении личности Штирлиц грязью подрисовал Томпсону бороду и
усы и сунул его обратно в карман своему шефу.
Затем он набрал в ладони порядочно холодной воды и плеснул ее в
распухшую физиономию начальника. Тот мгновенно проснулся и шумно рыгнул.
Штирлиц счел свою миссию выполненной и решил исчезнуть. Он поднялся
на набережную и увидел стоящий у обочины "Мерседес" совершенно без
хозяина. Штирлиц решил, что должен же кто-то на машине ездить и, подойдя к
ней, решительно дернул ручку двери на себя. После шести энергичных
движений дверь распахнулась. Штирлиц сел за руль и с удовлетворением
обнаружил, что ключи болтаются в приборном щитке.
Он завел машину и поехал куда глаза глядят.
Глаза глядели на только что построенный и покрашенный свежей краской
салатового цвета забор.
Почувствовав удар, Штирлиц вылез из "Мерседеса" и с сожалением
осмотрел помятый передок машины. Отряхнув с пиджака битое стекло, он
высморкался в собственный рукав и пошел туда, где виднелся шпиль
Капитолия.
* * *
Войдя в свой собственный кабинет, Штирлиц сразу же почувствовал, что
он здесь не один - по характерному запаху тухлой селедки в воздухе.
- Хайль Гитлер, товарищ Штирлиц! - сказал кто-то насмешливо.
- Хайль, хайль, - сказал Штирлиц и вздрогнул. Голос был на редкость
знакомым.
- Вы меня не узнаете? - из-за занавески вышел оборванец с золотым
зубом, блестящем от зверской улыбки говорившего и в помятом, со следами
побелки полосатом тюремном пиджаке.
- Как же, - недовольно сказал Штирлиц. - Клаус, провокатор...
- Вот именно, - сказал Клаус. - И зачем это надо было в меня
стрелять?
- Разве ж я не попал? - огорчился Штирлиц.
- Не-а! - и Клаус распахнул пиджак. Под ним оказался бледный
волосатый живот с татуировкой, изображавшей узника концлагеря в полосатом
костюме, пастора Шлага с сейфом и надписью "Не забуду товарища Штирлица".
- А ты сам-то хорош, - сказал Штирлиц, обидевшись на недвусмысленный
сюжет татуировки. - Сожрал у меня все печенье, и хотел весело смыться.
Они некоторое время угрюмо посопели, глядя друг на друга изподлобья.
- Ну, как живешь? - спросил наконец Штирлиц весьма миролюбиво,
ощупывая в кармане кастет.
- Фигово, - сказал провокатор. - Работы нет никакой...
- А чего же ты так долго не появлялся? - поинтересовался Штирлиц.
- Да все дела... - замялся Клаус и потупил взор.
- За что сидел? - спросил Штирлиц.
- За женщину, - шепотом сказал Клаус, пытаясь сковырнуть ногтем край
кожаной обшивки дивана.
- А как она, ничего? - тем же шепотом спросил Штирлиц.
- Ничего, - тягостно вздохнул провокатор.
- Ну как, - он сразу перешел к делу. - Пастора-то этого вонючего
шлепнули?
- Тебе-то что, - хмуро сказал русский разведчик.
- А работа есть еще какая-нибудь?
- Найдется, - сказал Штирлиц. В его голове стал созревать один из
самых коварных планов. - Слушай, Клаус, ты документы воровать умеешь?
- Не пробовал, - огорчился провокатор.
- А терракты совершать можешь?
- А сколько дашь?
- Триста.
- Зеленых или рублями?
- Пожалуй, зеленых.
Провокатор со скрежетом почесал подбородок.
- Тут же надо много работать, - сказал он.
- А кто чего говорит? - запальчиво сказал Штирлиц. - Ну как,
договорились?
- Да я всегда готов, - сказал Клаус.
- К борьбе за дело? - насмешливо спросил Штирлиц.
- А хотя бы.
- Ну, заходи вечером в ресторан.
- В какой?
- А в какой захочешь, - и они по-дружески пожали друг другу руки и
расстались до вечера.
* * *
Штирлиц пошарил в кармане в поисках "Беломора" и обнаружил небольшую
бумажку, попавшую к нему, наверное, вместе с содержимым карманов его
начальника. Штирлиц развернул ее и прочел.
"Поручается, - гласила бумажка, - мистеру Томспону огранизовать
терракты, подрывную деятельность и т.п. в Советском Союзе, используя своих
агентов."
"Своих агентов - кого это они имели в виду?" - Штирлиц яростно
разорвал документ и стал кипеть от злости.
Высунувшись в окно, он увидел в конце улицы уходящего Клауса.
- Стой! - заорал Штирлиц.
Провокатор взрогнул и пригнулся, как будто на него упала здоровая
бочка с цементом.
- Не бойся, иди сюда! - орал Штирлиц. Клаус обернулся и быстро пошел
обратно.
Пять минут спустя он был в кабинете Штирлица.
- Чего надо? - спросил он весьма грубым голосом.
- Работа есть срочная.
- А! Это мы всегда пжалста...
- Вот там где-то, - и Штирлиц махнул рукой в неопределенном
направлении, - у речки дрыхет мой шеф. Его надо разбудить и утащить в одно
место... я тебе расскажу... - и оба заговорщика вышли из кабинета в
коридор.
* * *
Шеф разведки мистер Томпсон проснулся в неизвестном ему темном
помещении.
- Где я? - спросил он слабым голосом.
- В тюрьме, - сказал Шелленберг, заглядывая к нему через щель в
сарае.
- А в чем меня обвиняют? - спросил шеф разведки весьма равнодушно.
- Во всем, - сказал Айсман голосом прокурора, очищая косу от налипшей
травы. - Кто терракты планировал?
- Я, - мужественно признался Томпсон.
- Кто русских обижал?
- Тоже я, - сказал Томпсон.
- Признаваться будешь?
- Обязательно... - и Томсон потребовал ручку и пачку бумаги потолще.
* * *
Советский посол в Североамериканских Соединенных Штатах неожиданно
срочно потребовал аудиенции у господина Министра Обороны. Тот знал, что от
таких визитов можно ждать неприятностей.
- Господин Министр, - начал посол. - Мы тут вот получили от одного из
наших... как бы это сказать? В общем, от нашего человека несколько
бумажек... Вот посмотрите...
Господин Министр лениво взял у него несколько измятых бумажек.
"Я, шеф разведки Томпсон, - гласила одна из них, - Признаюсь товарищу
Штирлицу, что совершал нехорошие вещи против русских и планировал терракты
в Советском Союзе. Вот. Подпись неразборчива"
Господин Министр похолодел и расстегнул воротник рубашки. Он бросил
бумажки на стол и выскочил из кабинета в поисках Томпсона. Тот стоял у
дверей кабинета.
- Где Штирлиц? - яростно завопил господин Министр.
- Нет Штирлица, - сказал Томпсон. - В Москву убег...
Господин Министр опустился на пол у двери и принялся стонать.
- Ничего, - ободряюще сказал Томпсон, садясь рядом с ним. - Мы им еще
Карибский кризис устроем... Только это строго между нами.
Эпилог
- А не пора ли нам смыться в Крым побалдеть? - Никита Сергеевич
задорно посмотрел на свою новую секретаршу с пышным задом и облизнулся.
- Пора, Никита Сергеич, - секретарша усмехнулась.
- Напиши записку в ЦеКа, и поехали, - Никита Сергеевич неожиданно
схвадил ее за одну из выдающихся подробностей и стал радостно тискать.
Секретарша не сопротивлялась и довольно хихикала. Она написала
записку, и Никита Сергеевич подписал ее:
"16 мая 1964 года. Н. Хрущев."
А за окном проехала телега с молоком и танк, расписанный цветочками.
* * *
... А Штирлиц спал. Ему снилось русское поле с березками, снились ему
голые девки, и он смотрел на них совершенно не из-за кустов. Сейчас он
спит, но ровно через полчаса проснется, и у Центра опять найдется для него
новое задание.
vBulletin® v3.8.5, Copyright ©2000-2024, Jelsoft Enterprises Ltd.