IMHO.WS - Эх уж эти сказочки...

В этот день после двухчасовой осады царскими войсками была взята штурмом избушка в лесу, секретное наблюдение за которой велось уже неделю. Могучие с виду куриные ноги избы были мгновенно связаны несколькими удальцами, дверь вышиблена, и упирающаяся бабка с мешком на голове посажена в подводу. Туда же бросили ступу, метлу и какое-то засушенное в нелепой позе крохотное существо.
Ввиду важности дела допрос вел лично царь. Приказав снять с бабки мешок, он долго и враждебно ее разглядывал. Затем коротко вздохнул и приступил к дознанию.
- Возраст?
- Издеваешься? - спросила бабка и поскребла под мышкой. На пол посыпалась труха.
- Возраст? - словно не слыша, повторил царь. У него был свой метод.
- Ну, девять, - дружелюбно ответила старая. - Тыщ, само собой. А и по какому поводу пригласить изволил, государь?
- Пол? - спросил царь, не удосуживаясь на ответ.
- Да какой уж теперя пол! - скромно сказала бабка. - Был, да весь вышел. Это лучше у Кащеюшки спроси, он любит похвастать.
- Где?! - резко наклонился к ней царь.
- И хто, батюшка?
- Кащей где?! Говорить!
- Дак у тебя же, батюшка, в распоряжении! Обоих же нас арестовали. Меня, главное, на допрос сразу, а его к вещественным доказательствам присовокупили! Это где ж справедливость?
- Вычленить и привести немедля! - велел царь. Ошибка следствия вывела его из себя, но он сдержался и снова надел очки.
- Цель и характер заклинаний? - вопросил царь.
- Ради мира на земле! - заученно ответила Яга. - Чтоб путем все и хорошо было. Все чисто, по-народному, на травах.
- На травах, значит!.. - царь побарабанил пальцами по столу. Затем достал из ящика какие-то горелые лохмотья и сунул бабке под нос. - А это как понимать?! Отвечать мне!
Бабка смутилась. Обнюхав лохмотья хрящеватым носом, она развела руками.
- Дак ить дурак он был, Ваня-то! Я ему говорю: лезь в печку. Он и полез. У Кащеюшки спросите, вместе ужинали.
- Все слышали? - спросил царь.
Понятые, два боярина, писец и шут, кивнули. Дверь скрипнула, и вошел солдат с засушенным существом на подносе. Он аккуратно поставил поднос на стол и ущипнул существо за что-то вроде ноги. Существо пискнуло.
- Трындить немного! - доложил солдат, обращаясь к царю. - А ежели не трогать - не трындить.
- Схуднул Кащеюшка! - соболезнующе сказала Яга. - Никаки отвары не помогают. Даже с гуся-лебедя одни колики. Иголка, видать, в яйце окислилась.
Царь вооружился лупой и осмотрел странное насекомое. Последнее в ответ поклонилось и что-то пропищало.
- Здоровья тебе желает, государь, - перевела Яга. - Это он вежливый сегодня, а то бы прямо в харю плюнул. В лицо, тоись. Поиспортился нравом-то. Как мужики бояться перестали, после Муромца, так он на нет и изошел. После поражения. Четырех метров мужчина был, а теперь от тараканов в чайной коробке прячется. Беда с ним, уж совсем тщедушный стал. Того гляди, скоро паутину вить начнет.
- Ты мне зубы не заговаривай! - прикрикнул царь. В нем проснулась жалость, а дело требовало точных показаний и назидательного приговора. - Почто Ивана съели, колдуны? Говорить! Сто пятая обоим корячится, кол осиновый! Наслышана, карга?
- Как не знать! - поежилась бабка. - Законы чтим. Токмо батюшка твой чемпионаты по ворожбе устраивал, сам блюдечко катал, а ты старых людей кодексами пужаешь. А за что нам кодексы-то? Жили себе и живем, зла никому не желаем. Ну, поужинали разок... Дак он же детей, дурак-то, столько успел наплодить - государству твоему на две переписи хватит! А тебя, между прочим, иначе как клопом брюхатым не называл. Циник был и ругатель, а ты, надежа, чернилы на его изводишь. Бороду вон обмакнул.
- Смутьян, что-ли, был? - спросил царь. Смутьянов он не любил. Смутьяны мешали сеять и пасти, а не сеять и не пасти было нельзя.
- Ды как сказать? Смутил он меня... - вздохнула Яга. - Я уж и забыла, когда ко мне мужчины приставали. Разочаровала его. А он такой из себя видный был, даром что дурак. Красный бант у его был. Книжку мне читал. Говорил: недолго им, паразитам, осталось!
- Кому? - не уловил царь.
- А паразитам, батюшка! Паразиты каки-то. Наверно, блохи у его были. Чесался все время, нервный был. Хотя на вкус и не скажешь...
- Со сметаной его надо было! - отчетливо прокуковало существо на подносе.
- Ишь ты! - подивился царь. - Речет!
- Реку! - поклонилось ему существо. - Отпустил бы на хрен - я бы тебе и сплясал!
- Совсем стыд потерял! - засокрушалась Яга. - Ладно без порток ходит - на ем не видно. А то ведь пляшет, как оглашенный. И песнями всю скотину в округе запугал. Как расчирикается - так журавли в небе и разворачиваются, обратно улетают. Опомнись, Кащеюшко! Кащей же ты! А это государь наш, батюшка!
- Не слепой. Вижу, - с достоинством ответило существо, хлопнуло у себя над головой в ладошки и подпрыгнуло.
- Для тебя старается! - шепнула царю Яга. - Менуэт любит - страсть! А вот покажи-ка нам, Кащеюшко, как пьяный воробей домой стучится!
Существо на подносе исполнило. Царь откинулся на стуле, выронил лупу и захохотал. Существо почтительно задребезжало в ответ. Из глаза его выпал и повис на шнурке маленький монокль.
- Горазд, горазд, чудовище! - охал царь, вытирая слезу. Он обернулся к шуту. - Помощник тебе, Сеня! Бери вторым номером, записки из барабана будет таскать, с куклой танцевать. А то кота для него под седло поставим, сабельку дадим - чем не рыцарь? Пародию будет нам исполнять, пьесу для него напишем.
- Старый он для забав. Посовестился бы, государь! - поджала губы Яга. Царь зыркнул на нее из-под кустистых бровей и погрозил пальцем.
- Ивана-то съели? А, живодеры? Помалкивай таперя! Таперя во искупление шашнадцать концертов тут и три с капеллой на выезде. За евоный танец в валюте и оборудовании столько возьмем - ташшить неловко будет! А от тебя, старая, песни жду. Задушевной, о прошлом. У тебя бас али баритон? Отвечать!
- Бронхит у меня, - подумав, сказала Яга. - Застарелый, как и все остальное. Лучше уж я за пианину сяду. Сыграть не сыграю, но крышку взглядом открою.
- Ну, моих два номера, - добавил шут. - Шар глотаю и вынимаю - раз. Соло на трубе с прыжками - два.
- И сам выступлю! Фельетон прочту! - воодушевился царь. Он был близок к искусствам, как никогда. Страсть же его к оригинальному жанру шла от деда, который по пьяному делу любил, отстранив пономаря, показывать с колокольни различные кундштюки, в том числе и задницу обыкновенную голую. Нынешний царь с народом не заигрывал, но немногочисленных муз берег и холил. Музы и медоварение - это были два столпа, на которых держалось все и вся в стране. Поэтому вечером в честь предстоящих успехов царь с шутом так погуляли в погребе, что виночерпий вылез наверх обессиленный и до петухов лежал в кустах, дуя на свои мозолистые руки.

В это утро его царское величество был тих, как улитка, и скромен, как горошина на бахче. В это утро надежу-государя нашли спящим на помойке голландского посольства. Причем сначала его нашли воры, оставившие на его величестве только рейтузы, потом его нашли куры, оставившие на нем же свои следы, и только потом спящий монарх был опознан вышедшим подымить конюхом. Вчера в посольстве подписали на веки вечные какую-то бумагу о шести пунктах, затем выкатили бочку с чем-то таким, что горело в ложке, затем царь с шутом взялись за ковшики...
Теперь его величество сидел с гудящей под короной головой и пускал серии несмелых улыбок по адресу своей второй, непьющей и некурящей половины. Ходики на стене давно показывали на опохмел.
- Сеню-то нельзя ли позвать? - тихо спросил царь, глядя в пол, от которого было очень трудно оторвать ноги. Государыня молча встала и с каменным лицом вышла. Государь мгновенно опустился на четвереньки и побежал к кованному сундуку, в котором...
- Не ищите, батюшка! Маманя велели подале убрать, а недопитую в окно вылили,- голос родимой дочери был более чем прохладен. Она стояла в темном углу горницы и слегка двоилась. Царь подождал, пока пол перестал изгибаться и пружинить, переполз на стульчик и оттуда внутриполитически улыбнулся.
- А я тебя и не заметил! Така ты у меня ладушка спокойная, что я и не заметил! Така красота растет, така лебедушка! Глянет - как рублем одарит! А нам денег не надо, нам бы вот...
Двое постельничих, громыхая сапогами, внесли шута и положили посередине на ковер. Шут был визуально мертв, исполински грязен и не дышал, а только попискивал при надавливании. Один башмак его был значительно больше другого, так же как и у царя, который, окинув соратника критическим взглядом, сказал уставившейся в потолок дочери:
- Вот до чего доводит неумеренное-то потребление! Алкоголик! Кабы не он, так вторую бочку бы и не открывали. А кабы не она...
Постукивая жезлом, вошел боярин со свитком и, загородивши красный нос бумагой, стал докладывать:
- Нота и счет от его высокородия голландского посла! За потраву четырех фикусов в кадках, за избиение статуи Вольтера, за семьдесят два щипка пословой жене, за две ее юбки, за поломку музыкального ящика барабанными палками, за снятие цирюльником кастрюли с головы посла, за глупые по этому поводу шутки, за портрет посла в прихожей и отдельно за банку краски, за всю посуду в доме и за стекла в доме напротив, за омовение рук и химические опыты в аквариуме, за пилюли и компрессы для посла, его жены и их доктора, за разрушение обоих отхожих мест, за бенгальские огни и за вызов пожарных отдельно, за постройку новой печки, за сбитый флюгер, за прыжки в шпорах на перины, за...
- Война?! - выдохнул сизым маревом царь.
- Сорок шесть гульденов с мелочью, - отвечал боярин, заглянув в конец свитка. - Половину прочитал. Дальше перечислять?
- Не надо! - твердо сказал царь. - Верю. Тебе - верю. Так не война?
- Мы с имя вчерась договор мирный подписали, ежли твое величество забыл. Перед тем как... Войны не будет! - суровый боярин стоял с высоко поднятой головой, но ноги его давно разъехались по полу, а сапоги на них были надеты ошибочным образом и задом наперед. Боярин ведал промоканием и громогласным зачтением международных документов, а также, судя по опаленным бровям, яркому даже в сравнении с царским носу и торчащей из кармана селедке, участвовал в торжествах по этим случаям.
- Ну и слава Богу... - бормотнул, обшаривая его глазами, царь. - Ты скажи скорей - пронес?!
- Так что матушка-государыня на крыльце конфисковали и ручкой по морде приложить изволили-с! Полный графин был... - боярин развел руками и, лишившись опоры о стол, упал навзничь. Шут, на которого упали, пискнул громко и обиженно.
- Моченьки моей нетути! - пожаловалось его величество. - Горит все во внутрях, душенька проснулась, матом лается, сполоснуть бы ея! Слуги вы царю, аль нет? Дыхните хоть на меня!
- Положение не позволяет, - осмысленно сказал из-под боярина шут и снова запищал.
- А орден, который твое величество посольскому повару к бороде прицепил, выстригать пришлось, - доложил боярин. Человек разумный и знающий свои возможности, попыток встать он не делал. - И еще твое величество с послом в карты игрались на желания. А долги записаны, и твоему величеству орлиное чучело скушать предстоит, две недели не снимая на коньках ходить и от их высокородия твоему же величеству восемнадцать тысяч щелбанов.
- Ничего. Поболе проигрывали, - нервным кивком царь сбросил на постель корону. Опустевшая и иссохшая царская душа, держась за сердце, потерянно бродила по гулкому желудку. Царь почесал затылок и вспомнил. Радостно взмахнув руками, он вскочил, но тут пять вспомнил.
- Третьего дня выпил... В шкафу стояла, от моли. Крепкая была...
- Постыдился бы при подданных-то своих! - сказала, входя с графином, царица. Царские глаза выпучились на графин и громко моргали, боясь обмануться.
- Это да... Подданные мы... Что есть, то есть... - согласился по-прежнему горизонтальный боярин. - И родители наши подданные были, и мы, конешно, грешны... А кто не подданный - таковые у нас и не живут. Таковые есть только дети, они же бабы, они же священники. Священники пьют кровь Христову, мы - народную, бабы - нашу. Дети же сиречь спиногрызы и короеды, равно как и цветы жизни, аромат коих временно с винным не совпадает.
По причине складного многословия этот боярин считался при дворе теоретиком. Он также иногда ругался во сне на неизвестном языке, за что ему как-то по пьянке был пожалован диплом. Объемистый том бесед боярина с его говорящим попугаем готовился к переизданию.
- Похмелитесь уж, гиганты! - царица поставила на стол графин, оценила трепет мгновенно изготовившегося к прыжку супруга и, покачав головой, удалилась. Царь прыгнул. Стол упал, но графин - нет, графин забулькал и заклокотал, графин пролился дождем и Божьей благодатью на заблудшую куда-то в слепую кишку и готовую там преставиться царскую душу. Молча вошла и вышла царевна. После нее остались соленые огурцы на столе и укоризна в воздухе, которую, однако, заметило только зеркало.
- Ты, батюшка, осторожней! - забеспокоился плоский под боярином, но заботливый шут. - Ты крепись, с маху-то всю не выдуй! Сам захлебнешься и нас погубишь! Ты нам с боярином-то оставь! Ты графин нам покажи - мы тогда встать сможем!
Мужественный царь за волосы оторвал себя от графина и широко улыбнулся. Силы и бодрость, приятно покалывая, возвращались в его ликующее тело. Царь шагнул к четырем протянутым с пола рукам и бережно передал им графин. Затем повернулся, молодецки покрякал и водрузил обратно слегка погнутую корону. За спиной его две хари попеременно улыбались и булькали.
- Вот и праздник кончился! - сказал государь-батюшка. - Вот и ладненько. Подписали, погуляли - и хватит! За работу пора. Дела ждут. Умоемся - и в карету. На архимандритовой пасеке пчелы новый мед вывели. На вкус как поцелуй девичий, но брага из него крепче бомбы взрывается. Импортерам чужеземным доказать надо, что напиток это, а не отрава. Посему на испытания добровольцы нужны. Кто поедет?
Царь не обернулся. Он знал, что за его спиной мгновенно вытянулись две длиннющие руки, одна с привязанным бубенчиком, другая по локоть в чернилах.
- Ну, и я во главе, - заключил царь. - Собирайтесь. Дело государственное, семьям - ни слова!

:ржать: :ржать: :ржать: