[maskman]

Хочу с вами поделиться. История длинная,но правдивая. Случилась она, примерно через пару недель, после покупки компа. Повествование, так сказать, из уст самой ламерушки. Было бы приятно увидеть облитературенный случай из жизни. Итак... Он (Петя) так устал от переезда c Ветеранов на Гражданку, что уснул прямо у открытого окна. Распаковывая очередную коробку с вещами, я заметила его спящим, но будить не стала - пусть отдохнет, сама справлюсь. Уже поздним вечером, когда даже кушать поздно, а вставать еще рано, я все-таки решилась его растолкать. Наклонив свою голову к его, я нежно поцеловала ушко и стала шептать туда разные всякости из репертуара "эротического возбудителя". Периодически, я засовывала свой язык в его ушную раковину и щекотала тамошние внутренности. Наконец, он открыл глаз, но не проснулся. Такого бессодержательного глазного яблока я ни когда не видела. Оно было совершенно прозрачным и пустым до бесконечности. Конечно, я испугалась. Испугалась по настоящему. Я бросилась к телефону набирать номер отечественной службы 911, которой, на данный момент, являлась "Скорая помощь". Обычным "доброжелательным" голосом диспетчер - околомедик поинтересовалась, какого хрена ее беспокоят посреди ночи. Выслушав мое сбивчивое объяснение, она послала меня с утра в больницу им. Степанова - Скворцова, сокращенно в "СС", причем именно меня, а не моего любимого. До самого утра я пыталась привести в чувство Петю. Трясла, растирала, поливала нашатырным спиртом, на который у него аллергия. Пинала, била, кричала, обзывала, но, кроме соседей, ни кто на это не отреагировал. Итогом этой реакции стал телефонный звонок от участкового, который, буйно выражая свою радость по поводу всего случившегося, весьма дружелюбно порекомендовал мне заткнуться, желательно до 10-ти часов утра. Последовать данному совету я не могла, но, до начала истерики, я все же успела поведать ему причину подобного поведения. С участковым инспектором нашему дому очень повезло. Им являлся весьма обходительный молодой человек, сорока семи лет, склизского телосложения, вынужденный вдовец по убеждениям. Жил он выше меня на два этажа, поэтому отозвался на просьбы жильцов прекратить безобразие малой кровью, т.е. единолично моей собственной. Серафим Элеонорович прибыл в мой адрес четко через полтора часа, подобная расторопность была в крови его семьи, и , буквально с порога, принялся убеждать меня в наличии великолепных душевных и физических качеств всего моего рода до шестого колена вверх и вниз, включая меня и моих будущих детей - внуков - правнуков. От этаких дефиниций у меня захватило дух. Еще ни кто не говорил мне СТОЛЬКО приятных вещей в СТОЛЬ короткий временной промежуток. Изрыгнув словопоток достаточно лестных эпитетов, касающихся моего поведения, Серафим занялся осмотром виновника происходящего. Проэкспериментировав действие всех известных ему приемов приведения в сознание "клиента", монстр домашнего спокойствия резюмировал полную невменяемость и необходимость привлечения специалистов - реаниматоров для дальнейшей стабилизации жизнедеятельности пострадавшего организма. Путем личного автодозвона в положенные по таким случаям структуры, Серафим с честью выстоял перед лицом проблемы, благодушно созданной прикрепленными к участку жильцами. "Скорая" приехала сразу, как только Серафим Элеонорович по утру соблаговолил отряхнуть с себя остатки прерванного сна. Он опять спустился ко мне на этаж и лично проконтролировал загрузку беспомощного тела в карету "скорой помощи", опечатал квартиру, а меня сопроводил в отделение для выяснения всех обстоятельств инцендента, где, с легкой душой, передал меня дежурному оперу. Спасла меня телефонограмма из НИИ ГРИППа, в которой говорилось о редкой форме осложнения после респираторного заболевания, а так же благодарственные тексты по поводу своевременного обращения к эскулапам. До больницы я добралась хорошо, быстро и весело. Поехала я, конечно на такси, так быстрее. По дороге мы заехали на заправку, пару раз поменяли колесо. Кстати, два раза, потому что первый раз мастер на СТО поставил лысую резину, и машину периодически уводило вправо, на тротуар, где прогуливаются до работы и обратно служащие граждане, а мы им попадаем прямо по начищенным туфлям. Так вот, чтоб не извиняться каждые два метра, пришлось "переобуться" еще раз. Мы заехали к знакомому таксиста, он как раз был у себя в гараже на даче под Тосно. Там мы и поменяли второй раз резину, выпили по рюмочке чаю, половили рыбку в местном водоеме и, мастер дорог доставил меня на кафедру военномедецинской академии. Там мне сообщили, что такого пациента у них нет, и даже подобного. В общем домой я приехала поздним вечером. Не успела раздеться в душе, как зазвонил телефон. На связи был ведущий специалист по ушам, носоглотке и всему, что с ними связанно, а связанно с ними все, и пригласил меня побеседовать на тему того заболевания, которое сразило Петю. Ровно через неделю, в такое же вечернее время я стояла у дверей рабочего кабинета доктора Батвичевского-Нахалина. Сразу войти я не решилась, потому что забыла его имя, а входная табличка не сообщила мне ни чего, кроме инициалов "У. Я. Б.-Н.". можно, конечно было бы порыться в сумочке и найти телефон с именем врача, но это заняло бы времени гораздо больше, в сравнении с прогулкой до справочной медсестры. Но, все-таки, я, проявив уникальные качества в области раскапывания информации в собственных залежах серого вещества, труд, конечно, неимоверный, но уникальный, вспомнила, что доктора зовут Унтерменхеп Яковлевич Батвичевский-Нахалин, уроженец Одессы, 1928 года выпуска, проживает в С.-Пбru.com, в единоличном составе, домашний телефон - отключен за неуплату, сотовый "берет" только на работе, но там есть служебный, который можно найти в любом справочнике, а так вообще дедок - бодрячок ничего, на ладан не дышит. Короче никуда я не пошла, постучала в дверь и дернула за ручку. Блин. Закрыто. Спустилась в регистратуру. Никого. Побродила по зданию и нашла палату Пети. Как лежал он у меня дома под форточкой, так и лежит, только здесь у стенки с кнопочкой, которой даже воспользоваться не может. Присела я рядом с ним. По голове погладила, всплакнула. Слеза упала прямо ему на лицо и закатилась в нос. Чистой она не была, глаза все-таки накрашены дешевой "польской" косметикой. Увидела я эту темно бордовую струйку и вконец разрыдалась. На мои стенания по без временно покинувшему этот мир Пете прибежала дежурная по палате медсестра и, соответственно, выгнала меня из палаты в известном направлении. Эдакое добросердечное отношение к моему появлению вызвано следующим обстоятельством. Кафедра института, куда попал Петя, занималась непосредственно, изучением подобных осложнений исключительно теоретическим методом. Заработные тарифы достойно заполняли бумажники сотрудников, которым, как выяснилось, жилось достаточно кисло. Что это за жизнь, когда к 10-ти часам утра на службу, в 12-ть - общий завтрак, с 14-ти до 15-ти обеденный перерыв, с 17-ти до 18-ти ужин, 19-ть 30-ть - конец рабочего дня. Первые 15-ть минут каждого часа - проветривание помещений, с обязательным выводом всего персонала, вторые четверть часа - кварцевание, с обязательным выводом всего персонала, в остальное время - труд на благо Отечества. В остальные две смены то же самое. Еще Унтерменхеп Яковлевич считал своим долгом бороться с курильщиками, и изобрел собственный метод стимуляции антитабачного настроения: он выделил 10-ть минут рабочего времени из каждого часа для перекуров, а тем, кто отказывается курить - назначил денежную компенсацию эквивалентную 20-ти минутам рабочего времени в выходной день. Но наши бывшие советские граждане быстренько перестроили свои биологические часы и стали наслаждаться никотином вне рабочего времени, заслуженно получая компенсации. В общем тяжело народу работалось, не легко народу жилось. Появление Пети на кафедре, заставило самых скептически настроенных сотрудников поверить в дело руководителя и приступить к практической работе. Принудительное катание членов в рабочее время приказало долго жить. А еще государство выделило кучу субсидий на разработку всей этой проблемы, оформило госзаказ и засекретило все и вся. Пока я выслушивала причины, по которым мне следовало отправляться по известному курсу, на пульте хозяйки ночных коридоров что-то запищало, замигало, а вдобавок заработала сирена. Откуда-то повыбегала куча заспанного народа, по дороге натягивая озабоченные лица и белые шапочки. Через десять минут вся эта беготня прекратилась, и здание вымерло. Я добрела до операционного зала, спокойно расположилась на диванчике около ординаторской и заснула. Мне снилось, что я вместе с Петей где-то на юге, он мне пытается рассказать забавный анекдот о сумасшедшем программисте, который пишет программы в стихах. Потом мы о чем-то спорили, потом пошли в кино, потом я стала доказывать, что настоящие программисты хоть чуть-чуть, но сумасшедшие и анекдоты здесь не уместны (грех смеяться над убогими). Потом какая-то гадость появилась, и стала умолять ее не мучить. Ну, все, прямо как на работе. Меня разбудил сам Унтерменхеп Яковлевич Батвичевский-Нахалин. - А-а-а! Дорогуша, а-га! Вот, я и вас нашел! Ну, пойдемте, пойдемте скорее. Мне не терпится с вами поболтать. По-нашему, по девчачьи! - с этими словами "Док" схватил меня за руку и повлек за собой какими то не мыслимыми коридорами. Я, практически оторвалась от пола, или он от меня оторвался, в общем мы не касались друг друга. Скорость, с которой передвигался профессор, на крейсерскую совсем не похожа, т.к. была раз эдак в восемь больше. Примчались мы к кабинету. Я удивилась. Унтерменхеп Яковлевич отодвинул плакат о вреде курения, висевший рядом с дверями в кабинет, чем-то щелкнул и позвал меня. Нырнув под плакат, я ожидала попасть в какую-нибудь каморку папы Карло, но нет. Мы оказались в громадном зале, который являлся рабочим кабинетом. Высоченный потолок украшали три гигантские люстры. По стенам были развешаны плакаты какой-то "ерунды" в разных ракурсах: профиль - фас, зад - перед, верх - низ, и, даже в разрезе, чему доктор особенно радовался. Наверно по каким то своим личным мотивам. Весь этот, с моей точки зрения, бред густо перемежался графиками, трафиками и прочей ерундой. Батвичевский-Нахалин с гордостью распростер руки, указывая на все, что можно указать, спросил: "Н-ну-с, таки как это Вам?.." Я, честно призналась, что такого в жизни не видела, да и во сне тоже не приходилось, по сему, не догоняю его мысль о гордости за проделанную работу. - Глупенькая, - Унтерменхеп Яковлевич по отечески обнял меня за плечи. - Это обычный ремонт плюс дорогой магазин, где продают шикарные осветительные приборы. Этих красавиц я купил, как бы, для операционной, но бездельники грузчики их, как бы, побили по дороге. В результате, все наше учреждение имеет хорошее освещение. - А, что это за козявки живописные у вас на стенах? Я бы даже сказала, что не плохой "абСРакционизм". Выставлялись, где ни будь? - Что, вы, милочка, это я так, понимаете ли, на досуге, так сказать, в свободное от дачи время. - Все-таки как это обзывается? - Ах, вы об этом, это вирус ВСКПГРэМ. - ??? - мои глаза смотрели на профессора более, чем выразительно. - Элементарно, вирус Внутреннего Сжигания Клеток Памяти Гипер Развитого Мозга. - Где-то я это уже слышала. - Конечно, это та фигня, как вы выражаетесь, из-за которой ваш благоверный вас не узнает. Короче говоря, док выдернул меня по одной простой причине. Вирус, срубивший Петю, изучался до этого только теоретически. Откачать его, Петю, не было никакой возможности. И мне собирались высказать соболезнования. НО... теперь передо мной стояла государственной важности задача: наплакать накрашенными польской косметикой глазами полную пробирку, для изучения действия и создания сыворотки, т.к. от моих слез (бордовых струек) Петя пришел в чувства. Великий плач Я не актриса, что бы просто так взять и разрыдаться. Стала я представлять, как мой Петя меня не ласкал бы, если бы я вовремя не поплакала. Я сидела в глубоком кресле и сосредотачивалась, а Унтерменхеп Яковлевич держал возле меня пробирку. В начале нахлынули воспоминания, о тех временах, когда мы с Петей были вместе. Сейчас, когда уже больше недели мы почти не виделись, все это казалось сказочным сном. Мне, вдруг представилось, что мой Петя умер. И ничего от него не осталось, только воспоминания. То удовольствие, которое я испытывала, трудно описать. О, какой он был! Каждая его частичка говорила мне... И я его слышала, внимала этому хору, воспевающему чувство, прекраснейшее чувство на земле. Уличная духота прорвалась в комнату. Шелковая простыня не впитала гадкую влагу, которую испаряло мое тело и, поэтому прилипла, от чего стало совсем противно. Я встала и открыла окно. Полуденный зной раскалил асфальт до кашеобразного состояния. Дурной сон куда то улетучился. Закончив у "утренним" туалетом, я уселась за компьютер. Он приветливо хрюкнул "больным" CD-ROM(ом) и потихоньку загудел вентилятором. Я очень люблю свой компьютер, он так часто мне помогает. И, хотя не верю в приметы, я, все же, переставила его от форточки. Я знаю, мой ПЕнТЯум такой капризный!