[noname]

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ (ШЕЛЛЕНБЕРГ)

Жену ему подобрал лично Гиммлер. За что - это тайна, о которой даже сам Шелленберг никому не рассказывал.


- Так значит радистку я забираю? - спросил Штирлиц, когда за окном стемнело и настала пора уходить.
- Забирайте, - махнул рукой Шелленберг. - В случае чего ссылайтесь на меня.
В дверях Штирлиц обернулся и спросил:
- А рацию?
- Что рацию?
- Ее мне тоже забрать?
- Она-то вам зачем?
- Ну не оставлять же ее у Рольфа. Он ведь только и может, что разобрать ее на детали для подслушивающего устройства, которое он установит в вашем кабинете.
- Что?!! - завопил Шелленберг так, что у всех, кто подслушивал этот разговор, заложило уши. - Подслушивающее устройство в моем кабинете?!!!
Штирлиц кивнул.
- Хорошо, - сказал Шелленберг, успокаиваясь, - я поговорю об этом с грязной баварской скотиной, - особо расчувствовавшись, он так называл Мюллера. - Но главное сейчас - радистка.
Лучший агент гестапо Клаус всегда очень тщательно готовился к каждому новому заданию. Он любил свою работу, относился к ней творчески, и всякий раз, когда по его доносу кого-нибудь расстреливали, он испытывал тоже чувство, какое испытывает художник, закончивший новую картину. На этот раз он заказал гестаповскому костюмеру лагерную полосатую робу самого модного фасона с номером 1912 (год рождения Клауса) и кепку как у Тельмана, потом, надев это, пробежался несколько раз вокруг дома своей очередной жертвы, чтобы было видно, что он только что убежал из концлагеря. Жертвой на этот раз был пастор по фамилии Шлаг. Клаусу следовало провести с ним беседу так, чтобы у всяко-го, прослушавшего запись этого разговора, не осталось сомнений, что этот Шлаг - тайный пособник коммунистов. Зачем - это Клауса не касалось. А план его был таков: как только пастор откроет дверь, рухнуть ему на руки и, не дав опомниться, умолять, чтобы не сдавал обратно в концлагерь, затем вызвать на откровенный разговор, напоить и добиться чтобы Шлаг обложил нацистов и фюрера последними словами. Все удалось на славу: увидев в дверях Клауса, Шлаг, ни о чем не спрашивая, втащил провокатора в комнату и влил в него весь оставшийся в бутылке коньяк, к сожалению его оставалось совсем немного, так как пастор Шлаг открыл эту бутылку еще за четверть часа до прихода Клауса.
- Рад! Очень рад вам, дорогой товарищ! - приговаривал пастор Шлаг, потчуя Клауса коньяком. - Вы коммунист?
- Где коммунист?! Кто коммунист?! - подскочил Клаус, нащупывая на боку пистолет, но не найдя его на привычном месте, вспомнил о задании и ответил:
- Я коммунист.
- Вот радость-то! - воскликнул Шлаг, доставая из шкафа продукты. - Кушайте, кушайте, товарищ, а то вас в лагере небось совсем не кормили!
- Кто это вам сказал, что в у нас в лагерях плохо кормят? Назовите мне имена и адреса этих грязных провокаторов. Впрочем, вы правы: кормили действительно не-важно. А как вы относитесь к фюреру?
- Бесноватому?
- К этому, - Клаус показал Шлагу фотографию фюрера.
Тот в ответ молча плюнул на нее и бросил на пол. К сожалению, это никак не отразился на диктофонной записи и Клаус, воспользовавшись тем, что Шлаг отвернулся, поднял фотографию, вытер плевок рукавом и, поцеловав, убрал в карман.
Беседа продолжалась до ночи. За это время Клаусу удалось добиться от Шлага всего, чего требовал Мюллер: Шлаг и в самом деле был тайным пособником коммунистов.
Когда переодетый в сутану своего нового друга Клаус вышел на улицу, перед домом пастора Шлага остановилась машина с берлинским номером.
- Это ты, Клаус? - удивленно спросил Штирлиц, высовываясь из ее окна. - Что это ты тут делаешь?
- Работаю, - гордо ответил Клаус. - Я тут по заданию самого Мюллера.
- Бог в помощь, - покачал головой Штирлиц. - И как успехи?
- Все в ажуре, господин штандартенфюрер. Я тут одного попа расколол. Он, оказывается, тайный пособник коммунистов. У меня и запись при себе, хотите послушать?
- Обязательно послушаю. Молодец, Клаус! Хочешь до дома подброшу?
- Не знаю, удобно ли.
- Еще как удобно! Садись, нам по дороге.
- Спасибо, господин штандартенфюрер! - удивленно пробормотал Клаус, садясь в машину.
- Не за что, - зевнул Штирлиц, проверяя пистолет. - Может быть у тебя просьба какая-нибудь есть или семье передать чего-нибудь надо? Ты говори, не стесняйся.
- Отдохнуть хочу. Завтра же попрошусь в отпуск.
"Хорошая мысль," - подумал Штирлиц и сказал:
- Зачем же завтра? Пиши заявление прямо сейчас, а завтра я сам отдам его Мюллеру, вместе с твоей пленочкой, а ты к тому времени будешь уже далеко отсюда.
- Просто не знаю, как вас благодарить: вы первый, кто обо мне так заботится!
- И последний, - заверил Клауса Штирлиц.
Через полчаса Штирлиц вновь появился перед домом Шлага. Он шел по садовой дорожке освещая себе путь горящей диктофонной лентой. Шлаг с трудом держался на ногах после беседы с Клаусом, но Штирлица он сразу узнал.
- Садись, дорогой товарищ! - сказал он, толкая к Штирлицу стул.
- Спасибо, - ответил Штирлиц, забирая у Шлага стул, и тот, лишившись опоры, грузно бухнулся на диван.
- Слушай, Шлаг, - проникновенно заговорил Штирлиц, - выручай: мне тут Центр поручил переговоры сорвать, а Кэт в гестапо забрали и я сижу без связи...
- Без чего сидишь?
- Ну какая тебе разница? Ты переговоры сорвать сможешь?
- Все в руке божьей, - сказал пастор поднимая над головой бутылку. - О чем разговор, Штирлиц, конечно смогу.
- Я за рулем, - Штирлиц поспешно прикрыл ладонью подставленный ему стакан, но Шлаг, не обратив внимание, налил ему сквозь пальцы.
- И еще, - сказал Штирлиц, пригубив стакан. - У тебя, я знаю, большие связи, не мог бы ты мне порекомендовать надежного человека: мне связник нужен?
Шлаг отхлебнул из бутылки и, рыгнув, ответил:
- Есть у меня один на примете, такой, что кого хошь свяжет. Профессор Плейшнер. Я тебе напишу адресок.
"Совсем уже не соображает," - с горечью подумал Штирлиц и сказал:
- Не надо мне профессора: работа-то не очень интеллектуальная.
- Слушай, Штирлиц, - пастор Шлаг взял Штирлица за лацкан и хотел притянуть его к себе, но вместо этого притянулся к нему сам и остался стоять, упершись в могучую штандартенфюрерскую грудь советского разведчика. - Слушай, Штирлиц, если ты меня уважаешь, так изволь прислушиваться к моему, ик, мнению: лучшего связальщика, чем профессор Плейшнер ты не найдешь во всем рейхе и в вашем, ик, Советском Союзе.
Шлаг качнулся вбок и, потеряв равновесие, опустился на пол у ног Штирлица.
"Ну если уж он на принцип попер, - подумал Штирлиц, - то не уступит. Надо у него хоть этот адрес взять, пока он еще может говорить."
Штирлиц записал адрес профессора Плейшнера и, попрощавшись со своим подвыпившим другом, пошел к машине. А пастор Шлаг допил его стакан и, закутавшись в принесенную Штирлицом сутану, свернулся калачиком под столом и уснул.
Сейчас он спит, но к утру он очухается и, превозмогая головную боль, начнет выполнение трудной, незаметной и очень нужной для далекой Родины его друга работы.
В это утро в РСХА не работал никто. Лежали без дела досье с компроматами, стояли закрытыми чернильницы на столах: никто не хотел писать доносы, отдыхали в подвалах арестованные коммунисты: все допросы были отменены, даже вахтеры, обычно строгие и дотошные, не проверяли в это утро документы у входящих. У тех, кто позаботился заблаговременно поставить микрофон в кабинете у Штирлица, набивались полные кабинеты народу. Молодежь напирала сзади, лезла к наушникам, желая услышать хоть что-нибудь, их отпихивали назад, говоря "вам еще рано", но напор от этого не уменьшался. На тех, кто, проходя мимо, спрашивал, что происходит, смотрели удивленно, с оттенком осуждения, а кто-нибудь, на мгновение отвернувшись от наушников, бросал: "Знать надо: Штирлиц русскую пианистку допрашивает." А из наушников доносился ровный, твердый голос Штирлица: "Так вы согласны работать на меня?"
Все замерло в РСХА. В наступившей тишине во всем здании стало слышно, как шуршит диктофон в кармане у Мюллера. "Да", - еле слышно ответила русская радистка (а не пианистка как вообразили себе некоторые). И по всему РСХА прокатился облегченный вздох.
"Согласилась," - пронеслось по мрачным коридорам.
"Согласилась," - восхитились в набитых кабинетах.
"С-согласилась!" - икал от зависти Рольф.
"Согласилась," - качали головами арестованные коммунисты.
"Согласилась," - потирал ручки довольный Шелленберг.
А могли ли быть сомнения? Какая же русская устоит перед обаянием профессионального контрразведчика?
Когда Штирлиц вышел из своего кабинета, ему устроили овацию и стали качать: он был героем дня, даже Айсман невольно почувствовал восхищение. Ай да Штирлиц, ай да сукин сын! Гестаповцы злобно скрежетали зубами: ведомство Шелленберга опять утерло им нос. Но допрос был окончен и все расходились по своим кабинетам, возвращаясь к серым будням: к компроматам, доносам и пыткам. Допрос советской радистки подошел к концу. Начался обычный рабочий день.
С тяжелым чувством направлялся Штирлиц па адресу, данному пастором Шлагом: он представлял себе тщедушного старичка-профессора, снова и снова спрашивая себя, нужно ли втягивать в свои опасные дела таких сугубо мирных людей, рискуя их жизнями, но всякий раз он отвечал: надо. Надо ради жизни сотен миллионов других таких же мирных людей. Успокаивая себя этим, он постучал в дверь квартиры профессора Плейшнера. Дверь оказалась незапертой. Штирлиц вошел и под звон разбивающейся бутылки погрузился в тихую темную бездну.
"Я убью его! Он не имел права! Это я нашел русскую радистку! А он украл ее у меня! Да, украл! И теперь вся слава достанется ему, а обо мне даже не вспомнят..."
Уже полчаса в кабинете Мюллера бился в истерике обманутый и оскорбленный в лучших чувствах Рольф. Мюллер не мешал ему: он знал, что Рольфу сейчас надо выговориться. В голове у шефа гестапо между тем зрел новый и как всегда коварный план.
"Он и рацию у меня хочет забрать, - жаловался Рольф. - Он еще вчера на нее позарился. Но этого уж ему не видать: я ее молотком на мелкие кусочки разобью, а Штирлицу не отдам."
- Ну рацию он, конечно, от нас не получит, - согласился Мюллер, - а радистку он допросил хорошо, профессионально допросил.
Рольф взвыл от бешенства.
- Хотите ему отомстить?
- Да! Любым способом! Жизнью пожертвую ради этого!
- Хе, хе... Зачем же жизнью-то жертвовать. Вы молодой, она вам еще пригодится. А вот если станет известно, что Штирлиц, скажем, русский шпион, то тогда он как раз лишится жизни.
- Он русский шпион! - взревел Рольф. - Он даже хуже, чем русский шпион!
- Ну, ну, - погрозил ему пальцем Мюллер. - Не будите злобную химеру подозрительности. Мне нужны не домыслы, а доказательства.
- Доказательства? - вскричал Рольф. - Будут доказательства!
И он, не попрощавшись, бросился вон из кабинета, чуть не зашибив дверью Шольца.
- Вот так, Шольц, - сказал Мюллер, удовлетворенно откидываясь в кресле и массируя себе пальцами затылок, - глядите как надо перекладывать свою работу на других, да чтобы они еще так на нее набрасывались.
- Гениально! - воскликнул Шольц, потирая ушибленное ухо.
Штирлиц со стоном пришел в себя. В голове у него шумело как с перепоя, в глазах все плыло и качалось, дышать было тяжело: рот был заткнут его же собственной фуражкой. Штирлиц хотел ее вынуть и только тут почувствовал, что руки его были крепко скручены за спиной. Перед лежащим на полу Штирлицом стоял здоровенный громила и поигрывал пистолетом. От одного вида его кулаков у Штирлица так отвисла челюсть, что фуражка сама выпала у него изо рта и он смог сказать:
- Извините, я, кажется, ошибся дверью: мне нужен профессор Плейшнер.
- Нет, фашистская морда, ты не ошибся, - ответил ему громила, доставая из портсигара Штирлица сигарету. - Твою смерть зовут профессором Плейшнером. Так что можешь помолиться своему фюреру, а я пока выкурю сигарету, последнюю в твоей поганой жизни.
- Нет, это какое-то недоразумение! - заволновался Штирлиц. Я - советский разведчик Исаев.
Плейшнер недоверчиво на него посмотрел.
- Этак всякая фашистская морда явится ко мне и скажет, что он - советский разведчик Исаев. Меня так легко не обманешь.
"А Шлаг был прав: этот кого хочешь свяжет", - думал Штирлиц, глядя как в руке у Плейшнера догорает его последняя сигарета.
- Отпустите меня, дяденька: я действительно советский разведчик, - захныкал Штирлиц.
- Будь мужчиной, - Плейшнер отбросил окурок и взвел пистолет, - твоя песенка спета, я уже сказал, что меня так вокруг пальца не обведешь. Как звать-то тебя?
- Штирлиц.
- Что ж ты сразу-то не сказал?! - заулыбался Плейшнер, откладывая оружие. - Мне Шлаг все уши прожужжал: какой ты, дескать, герой, а ты какой-то плюгавый, оказывается: соплей зашибить можно. Что за дрянь ты на себя напялил, ей богу, убить хочется!
Через некоторое время освобожденный Штирлиц сидел в кресле и, все еще слегка заикаясь, рассказывал профессору Плейшнеру, в чем заключается его задание. А заключалось оно в следующем: Плейшнер должен был поехать в Берн, там прийти на конспиративную квартиру, если на окне не будет цветка, и передать записку от Штирлица. В этой записке говорилось и о переговорах, которые Гиммлер вел с американцами, и об аресте Кэт, и о слухах, которые распространял Шелленберг. Задание, как считал Штирлиц, было не очень трудным, особенно для такого, как Плейшнер.
- И все? - разочарованно спросил Плейшнер.
- Все.
- Ну ты даешь! Я-то думал: поезд под откос пустить или там РСХА подорвать.
- РСХА не надо подрывать, - поспешно возразил Штирлиц. - Передайте записку и все.
Плейшнер недовольно поковырял в носу.
- И еще, - добавил Штирлиц, осмелев, - если вы встретите какого-нибудь фашиста...
- Ну это не учите, - перебил его Плейшнер, - я уж знаю как тогда поступать.
- Ни в коем случае! Вы сорвете этим всю операцию.
- А! Понимаю: скрутить и доставить к вам - это у вас, кажется, называется языком.
- Нет, не то: не трогайте вы его совсем, пусть живет.
- Как это пусть живет? Этак они все жить станут.
- Так надо, - сказал Штирлиц, умоляюще глядя на своего не в меру горячего собеседника. Конспирация, понимаете?
- Дерьмо - эта ваша конспирация, вот что. Может мне с ними еще и здороваться надо? Ну да ладно уж, уговорили, но больше я никаких таких заданий выполнять не буду: это же просто унижает меня как мужчину: где цветы не ходить, фашистов не трогать, как в детском саду.
- И последнее, - сказал Штирлиц, доставая из кармана сигарету, - это на крайний случай. В фильтре находится ампула с ядом. Не вздумайте предлагать фашистам: это для вас.
Выйдя на улицу, Штирлиц вдохнул полную грудь весеннего воздуха и почувствовал себя счастливым. Он был рад тому, что профессор Плейшнер оказался совсем не таким, каким он его себе представлял, тому, что остались еще в Германии такие замечательные люди, а еще Штирлиц радовался просто тому что он жив и на улице весна. Как редко ему приходилось это замечать!
Мюллер несколько раз перечитал письмо Клауса. Оно было на редкость лаконичным: всего четыре слова: "Отпустите меня в отпуск".
"Ай да Штирлиц!" - почему-то подумал Мюллер. Еще не было случая чтобы смертному удавалось так долго ускользать из его цепких лап. На Рольфа надежда была невелика. Подослать к Шлагу нового провокатора не представлялось возможным, так как пастор внезапно уехал в Швейцарию. Странно вел себя пастор, странно вел себя Клаус, а страннее всех вел себя Штирлиц: другой бы на его месте давно бы уже сбежал за границу, а этот не только не бежит, а еще и отбивает у гестапо русских радисток, будто издевается. "А было бы неплохо, если бы Штирлиц и впрямь попытался сбежать за границу, - подумал Мюллер, - да вот как этого добиться?"
- А может поручить это дело Холтоффу? - вдруг сказал Шольц.
Мюллер недовольно на него посмотрел: он не любил, когда подчиненные читали его мысли.
- Ну давайте поручим. Вызывайте Холтоффа.
Сказав это, Мюллер убрал со стола все карандаши, а Шольц, прежде чем выполнить приказ, спрятал свои наушники и будильник. Дело в том, что оберштурмбанфюрер СС Холтофф (Истинный ариец. Характер - нордический, наглый) с детства страдал клептоманией. Холтофф возник как из-под земли.
- Хайль Гитлер! - взвизгнул он, щелкая каблуками.
"Этот справится," - подумал Мюллер.
- А что, Холтофф, - спросил он, - хочешь навредить Штирлицу?
- Яволь! - взвизгнул Холтофф, щелкая каблуками.
"Точно - справится," - подумал Мюллер.
- Предложи ему сбежать за границу. А если он откажется...
- Не откажется, господин обергруппенфюрер! Какой же дурак от этого откажется? А я тоже с ним побегу?
- Только попробуй! И он никуда не побежит. Мне нужно только его согласие. Так вот: если он не согласится, скажи, что он у меня под колпаком, а если он спросит, почему, то скажи, что я все знаю о том, как он избавился от физика Рунге, который делал для нас атомную бомбу.
- Какую бомбу?
- Атомную. Ты что не знаешь про атомную бомбу?
- Нет, а что это такое?
- Ну ты даешь! Падает такая штука с самолета, а потом...
- Что?
- Ну а потом - как водится... Короче, это военная тайна.
По лицу Холтоффа было видно, что он совсем запутался и хочет чего-нибудь стянуть, поэтому Мюллер решил, что пора его выпроваживать.
- Весь разговор запишешь на диктофон, который только что лежал у меня на столе. Можешь приступать к выполнению! - скомандовал он.
- Яволь! - взвизгнул Холтофф, щелкая каблуками.
"Справится," - подумал Мюллер и проверил, на месте ли его часы и папиросы.
Мюллер блефовал: о деле физика Рунге он знал только понаслышке.