[pipsikola]

ПОЗОР
Было это давно. Жарким июньским днем, когда тополиный пух уже отлетел, стрижи под крышей заводского корпуса вовсю воспитывали птенцов, развитой социализм был только что построен, были приняты постановления партии о продовольственной программе, а ваш покорный слуга был молодым специалистом. Ну, кто помнит, это такое трехлетнее рабство, случающееся в те годы с каждым выпускником. Идиллическая картина: техбюро, послеобеденное время, жара, пятый верхний этаж. Тишина, поскольку все борются с послеобеденным труднопреодолимым желанием поспать до конца смены. Даже разговоры не разговариваются, а все тихонько шуршат бумагами, делая чисто техническую, не требующую мозговых усилий работу по подшивке, подклейке, сортировке накопившейся документации. Только вентилятор шумит да где-то вдалеке молот бухает. Я тоже, пятикратно накурившись в прохладе протекающего всеми трубами заводского туалета, принял в этой деятельности посильное участие. Надо заметить, что на мне были надеты светлые гэдээровские штаны. Современники должны понять, что это тогда значило. Ну, значит, изображаем деятельность. И тут понадобился мне клей. Клей у нас был в поллитровой банке, из которой торчала здоровенная кисточка, и эта шняга была закрыта свернутой газетой. Вот этот клей я и принес себе на стол... Ну и.. .ботнул себе на штаны банку! Быстро схватил, убрал, а толку? На штанах аккурат в конце молнии уже расположилась силикатная «медуза» средних размеров. Сволочь! И что делать? В тишине началось девчачье хихиканье и подозрительные шептанья, прекращающиеся под направлением моего взгляда. А мне... е-мое... как стыдно-то. Штаны новые -ладно... Пятно ГДЕ?! О-о-ох! Мне ж в цех скоро...Как пойду-то?! Еще хихикают, гады. Ну ладно, деваться некуда, собрал газеткой большую часть «медузы» и обнаружил, что со штанами не все так уж и плохо: небольшое мокрое пятно высохнет, главное - клей из молнии убрать, пока не застыл, а остальное высохнет - отчищу. Встал! Хихиканье усилилось, взгляд его больше не пресекал. Мордой к стенке, боком прошел в туалет, благо никого в коридоре: все после обеда в дремотном состоянии пребывали. Замыл это безобразие. Придурок! Что значит «молодой специалист»? Надо было мне в хим. лабораторию идти. А так...получилось у меня на брюках, на самом причинном месте, огрО-Омное пятно из водно-клеевой смеси. Покурил. Прикинул варианты. Домой не уйдешь, штаны не поменяешь, никто не поможет, а только на еще больший смех выведут. Хлебом не корми, дай посмеяться над ближним. А тут такой объект подходящий! Решил сохнуть в туалете до упора, а потом белые засохшие клеевые сопли отчистить. Ага! Щас! В туалете прохладно и сыро... До морковкина заговенья в нем сохнуть... Варианты? Ага! Мои уже знают, и хуже от них мне не будет, а там жара, и высохнет быстро, может, и в цех успею и звиздюлей не получу! Попер в бюро мордой в стенку. Удачно прошел, никто не видел. Только в бюро девки-сволочи уже не шепотом смеются и комментарии... не буду рассказывать. Юрий Иванович, начальник, интересоваться начинает причиной веселья... Ну да ничего. Сел за стол - сохну. Долго, зараза, полчаса прошло - никаких видимых результатов. Как была водно-клеевая, так и осталась, только все концентрическими разводами пошло. Что делать-то? Я ж инженер! Думай!!! И придумал! Вентилятором обдуть... Если б я только знал!.. Сел за свободный стол позади всех, чтоб не видно было и смешков поменьше. А под стол приладил вентилятор, чтобы обдувало причинное место-то. Врубил. Мощная струя воздуха обдула мои испорченные штаны и прошла дальше. Я ахнуть не успел, как из-под шкафа поднялась туча тополиного пуха и прочно села на водно-клеевую смесь! Я хрюкнул и вскочил, раскинув руки, как статуя Христа в Рио-де-Жанейро! На мое междометие повернулись все! И увидели, что на причинном месте висит и болтается грязно-серая мохнатая борода, похожая на кусок шкуры старого белого медведя, и развевается на ветру! Немая сцена! Я думал, что это моя смерть. Я даже особо не воспринял взрыв последовавшего космических масштабов хохота. У меня было состояние особо тяжкого ступора. Я так и стоял, раскинув руки с развевающейся шерстью на причинном месте, и смотрел на развитие событий, как теленок на мясокомбинате перед закланием. А в бюро, надо сказать, происходило... Люди катались в истерике. Я потом понял, что у меня была мысль: «Что ж вы смеетесь, что ж не поможете-то?» Но это было невозможно по определению. Они не могли принять даже сидячего положения. Они корчились в конвульсиях, всхлипывая и рыдая, иногда издавая ТАКИЕ звуки, какие я впоследствии никогда не слышал даже в фильмах ужасов. Тем более что эти звуки издавали такие хрупкие и нежные в обычной жизни девушки. Бедный наш начальник-язвенник. Он обычно старался даже не смеяться, поскольку смех вызывал у него нестерпимые боли. Сейчас он стоял на коленях перед стулом, лежа на нем грудью и отвернувшись от меня, чтобы скорее успокоиться и избавиться от боли. Я видел, как с той стороны, где у него было лицо, капали на пол и собирались в небольшую лужицу слезы. Я продолжал стоять в ступоре. Первой очнулась Марья Ивановна, пожилая женщина. Она, превозмогая конвульсии, все-таки смогла добраться до меня, выключить вентилятор и, стоя на коленях передо мной, начать меня ощипывать. Чуть позже подтянулись еще две женщины. Все, кроме меня, стояли на коленях. Я не выходил из ступора: мне было все равно. Я думал, что прошел все ступени позора. Вдруг сзади щелкнула дверь, и по изменившимся, но все равно перекошенным хохотом лицам, я понял, что что-то произошло. Повернувшись, вижу: в дверях стоит главный инженер со свитой подхалимов и работники 1-го отдела! Видели бы вы их глаза!